Мы предлагаем вашему вниманию уникальный исторический материал по истории города Мирного и космодрома «Плесецк», собранный народным мастером Александром Ивановичем Агеевым. К сожалению, книга. в которой эти материалы были опубликованы, вышла уже после смерти Александра Ивановича. Публикация материалов в электронном виде на нашем приходском сайте — дань памяти тому огромному труду, который был предпринят Мастером Агеевым. 

 а

 

Александр Иванович Агеев (1946 — 2011)народный мастер, почетный гражданин Мирного :

Этот удивительно скромный человек посвятил свою жизнь нашему краю — его истории, краеведению, архитектуре. Мастер создал уникальную коллекцию макетов северных храмов, колоколен, часовенок. Все экспонаты – а их больше ста – изготовлены из крохотных бревнышек, каждое из которых Александр Иванович делал вручную. Мастер Агеев собирал материалы по истории Мирного и ближайших к нему населенных пунктов, он очень хотел, чтобы эту историю знали жители города и их дети. Жаль только, что при его жизни этим почти никто не интересовался…

Несмотря на проблемы со здоровьем Александр Иванович почти не унывал, да еще и подшучивал над собой. Он, кстати, терпеть не мог, когда его хвалили или «признавали его огромный вклад», часто повторял: «Да что я? Я ведь ничего не делал!»  Впереди было еще много планов – выставки, систематизация  уже имеющихся материалов, встречи с людьми. Александр Иванович просто не умел жить для себя – он жил, чтобы светить другим людям.Просим Ваших святых молитв об упокоении раба Божия Александра

 

 

Александр Агеев: ПРОШЛОЕ ЗЕМЛИ КОСМОДРОМА. ДАЛЕКОЕ И НЕ ОЧЕНЬ

текст приводится по изданию: «Город космических стартов». Мирный.2011

ЧАСТЬ I КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ…

Пятнадцать лет я занимаюсь изготовлением макетов деревянных церквей, часовен и колоколен Русского Севера. Давно слышал, что недалеко от города, в деревне Кочмас, была церковь. Наш известный краевед Н. А. Макаров рассказал, что однажды видел ее фотографию. Стремясь разыскать это чудом не утерянное изображение, в селе Тарасове я встретился с Алевтиной Александровной Котельниковой, которая давно собирает материалы по истории своего края. Она пообещала мне помочь. Долго ждать не пришлось; спустя несколько дней раздался звонок, и я узнал, что фотографию можно увидеть у жительницы поселка Плесецк Валентины Александровны Кутумовой.

…И вот у меня старый снимок, на котором изображена улица деревни Кочмас и часть церкви. По сохранившемуся с 1888 года чертежу и фотографии можно приступать к работе над макетом.

Пока я занимался поисками фотокарточки, повстречал немало замечательных людей, которые хранят память о своих земляках, деревнях и селах, где появились на свет и выросли. Многие до пятого колена знают свою родословную.

А. А. Котельникова дала мне почитать историю села Тарасова, в основе которой – воспоминания жителей, бережно собранные документы, фотографии, другие материалы. Все это послужило поводом для написания короткой статьи о том, как жили наши предки на земле, где сейчас располагается 1-й Государственный испытательный космодром Министерства обороны Российской Федерации.

Посмотрим на карту Плесецкого района и Мирного. Ее  сейчас оживляет железная дорога, построенная промышленником С. И. Мамонтовым и открытая в 1897 году. До этого, в 1765 году, появился почтовый тракт Архангельск — Санкт-Петербург. Эта улучшенная грунтовая дорога проходила по территории нынешнего космодрома. Ну а что раньше? Кажется, что жить здесь вообще было невозможно: кругом непролазные леса и болота, но ведь люди жили и работали, растили детей, занимались сельским хозяйством, охотой, рыбной ловлей. Рыбаки и охотники здесь были знатные всегда. Помню, в начале 1970-х годов я сидел дома у одного местного охотника Петра Пилюгина, в глухой деревушке на реке Кене. Он разложил передо мной на столе когти добытых им медведей, а было на его счету около девяноста зверей. Всю жизнь он ходил на косолапого только с рогатиной. Ружье впервые взял в руки за три-четыре года до нашей встречи. Я спросил его: не страшно ли, когда медведь на тебя идет? Старый охотник с усмешкой ответил: «Это полдела — взять медведя, когда он на тебя идет, ты попробуй его взять, когда он от тебя бежит!» Вот такие они были, наши предки, — невысокие, жилистые, подвижные, постоянно что-то делающие, степенные только за самоваром…

Первые люди пришли в наши края после отступления ледника. На берегах Онеги обнаружены стоянки древних людей II-I тысячелетия до нашей эры. Без каких-либо карт они осваивали Север, по реке спускались к Белому морю. Через волок у деревни Пустыньки, что на реке Онеге, переходами на реку Емцу, попадали в Северную Двину.

Если до X столетия нашей эры просторы Севера были заселены угро-финскими племенами, то уже в XI-XII веках на этих землях начали появляться новгородцы. Первоначально это освоение носило характер разбоев. Новгородские бояре, дабы избавить свои города от буйных сограждан, формировали из них ватаги (дружины), которые на больших плоскодонных лодках-ушкуях отправлялись в грабительские походы. Их добычей были меха, шкуры зверей, рыба.

Разбойничали на Севере и «заморские гости» — шведы, норвежцы, финны. Так, в 920 году норвежец Эрих Красная Сорока в своих сагах поведал, что он с отрядом во время похода истребил много людей, опустошил земли, захватил огромное количество богатств.
Доходили ли эти злодеи до наших мест — неизвестно. Но в тарасовских архивах есть воспоминания жителя села Ивана Васильевича Лопатина, которые записал и дополнил его сын Николай Иванович: «По преданиям, в наших краях вело разбой татарское войско, которое добралось до деревни, что была перед селом Церковным. Здесь у лиходеев обнаружилась массовая болезнь — расстройство сумеречного зрения («куриная слепота», как говорят в народе). Посчитав это Божьей карой, захватчики дальше не пошли, а возвышенность, где располагалась деревня, прозвали «святой горой», «золотухой».

В Тарасово и у деревни Монастырь были кладбища, по преданиям, называемые «татарскими». Но татарами местные жители могли считать и другие народности, говорящие на незнакомом им языке. Кто были эти разбойничьи люди? Ведь, кроме норвежцев, шведов и финнов, это могли быть и чужеземцы, входившие в состав польско-литовских войск, которые после их изгнания из Москвы в начале XVII века двинулись на Север по рекам Онеге и Емце. Они дошли до Холмогор, но понесли там поражение и разбрелись по нашим краям.

400 лет прошло с тех давних времен. Летом 2009 года я побывал там, где раньше стояла деревня у села Церковного. Хотя при строительстве дороги была срезана часть горы, но один из здешних жителей показал мне место, которое до сих пор называют«золотухой».

Новгородские бояре, дабы избавить свои  города от буйных сограждан, формировали из них ватаги (дружины), которые на больших плоскодонных лодках-ушкуях отправлялись в грабительские походы.

 

Новгородские ушкуи.

 

Первое документальное свидетельство о поселении людей в нашей местности мы находим в сотной на волости Каргопольского уезда с книг письма Никиты Григорьевича Яхонтова за 1561–1562 годы, где есть запись о деревне на Кодлозере, в которой было три крестьянских двора: «Мануха Карпов да племянник его Отропко, да Ларионко Якушева дети, Олеша Карпов, Семка Офонасов. Пашни в поле четверть с полуоминою…земля худа, сена 2 копны, а в ней полторы трети обжи. А давати им оброку за наместнический откуп 3 алтына без деньги, а пошлин деньга». (Обжа — в среднем 1,83 гектара.)

Окончательно спокойствие наступило в этих местах только после укрепления Московского государства в начале XVII века.

Поражает упорство, с которым народ осваивал эти земли. В условиях полного бездорожья крестьяне вырубали дремучие леса вдоль рек Емцы, Мехреньги, Шорды и Пуксы и на расчищенных местах сеяли лен, рожь, овес, ячмень и горох. Сельское хозяйство не приносило семьям больших доходов, поэтому зарабатывали охотой, рыбной ловлей, занимались лесозаготовками, бурлачеством. Ютились в курных избах, топившихся по-черному, солнечный свет в дом проходил сквозь маленькое оконце, затянутое рыбьим пузырем или куском тонкой промасленной ткани. Единственным источником света в избе была лучина.

Из воспоминаний И. В. Лопатина: «Наша семья, чтобы сберечь семена до посева, осенью, сразу после снятия урожая, отдавала их на хранение в склады церкви. Церковь ни при каких условиях не выдавала семена до весны, до начала сева».

Размеренная жизнь и установившийся распорядок деятельности крестьян на нашей земле были нарушены строительством тракта Архангельск – Санкт-Петербург.

Курная изба в конце XVII века.

ПОЧТОВЫЙ ТРАКТ АРХАНГЕЛЬСК — САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

В истории строительства этого объекта можно выделить два основных этапа. Первый этап: с 1720 по 1765 год, когда тракт от Онежского озера тянулся через Каргополь, далее к Вельску с последующим выходом на московскую дорогу. Второй этап: с 1765 года, когда от Каргополя тракт шел в сторону села Конева и далее продвигался на Федово, Дениславье, Плесцы, Кочмас, Тарасовское, Александрово, Средь-Мехреньгу, Сельцо.

В период с 1824 по 1827 год дорога от Сельца до станции Кочманская была спрямлена и стала проходить через вновь открытые станции Кодыш и Авдинская (Авда). Таким образом, села и деревни по реке Мехреньге остались в стороне от тракта.

Еще во времена Петра I использовался тот путь из Санкт-Петербурга в Архангельск, по которому шло освоение Севера новгородцами. Этот путь был достаточно длинным, т. к. выходил на трассу, ведущую к морю, только за Вельском.

Но торговые люди знали и более короткую дорогу на Севере. Еще в XII веке ими был освоен соляной тракт с Белого моря по рекам Емце и Мехреньге до сел Тарасова и Церковного. Уже в 1720 году купцы добирались в столицу по пути будущего Санкт-Петербургского тракта. Понимая все преимущества этого маршрута, еще в 1727 году управляющий почтовой частью в Империи Андрей Иванович Остерман представил в Верховный тайный совет доклад «о необходимости учредить ординарную верховую почту прямо из Санкт-Петербурга к городу Архангельскому с устройством почтовых ямов в тех же местах, где меняли почтовых лошадей посланные купцами нарочные».

Фактически им предлагалось открыть почтовый тракт, который начал действовать только в 1765 году. До этого осуществить идею было достаточно сложно из-за большого объема работ, в то время как дорога через Каргополь и Вельск уже существовала. Значение тракта увеличивалось с каждым годом. В Архангельске возрождались
корабельные верфи, где строились суда преимущественно для Балтийского флота.

В сторону города передвигалось много флотских экипажей, перевозилась морская артиллерия и боеприпасы к ней, доставлялись и гражданские грузы, все это требовало
от дороги большой надежности.

Были изданы строжайшие указы о необходимости поддерживать дорогу в добром порядке, своевременно ремонтировать мосты и укладывать гати, при этом неизменно подчеркивалось, чтобы работы проводились «без дальнейшего наземного убытка и народной тягости». Но если казне можно было просто не выплачивать деньги за проделанную работу, то для крестьян дорожная повинность стала тяжким бременем. Их вынуждали бросать свое крестьянское занятие и по приказу урядника уходить на дорожные работы.

Значение тракта увеличивалось с каждым годом. В сторону Архангельска передвигалось много флотских экипажей, перевозилась морская артиллерия и боеприпасы к ней, доставлялись и гражданские грузы, все это требовало от дороги большой надежности.

Одним из первых правителей, серьезно занявшихся обустройством дорог, стала Екатерина II. В 1764 году она отдала ряд распоряжений по благоустройству дорог, в том числе и о новом тракте на Архангельск по более короткому пути, т. е. через Конево, Плесцы, Кочмас… Из ее записей видно, что она была заинтересована не только в скорой доставке почты, но и в поставках в Петербург семги и другой рыбы, оленьего мяса, лесной дичи. Зная жесткий характер императрицы, чиновники на местах делали все от них возможное для обустройства тракта. Хотя все делалось наспех, но со становлением осенью 1765 года санного пути по тракту пошли санные обозы, а не одна верховая почта, как это было ранее. Этот год и считается началом вступления в строй большой Петербургской почтовой дороги.

К качеству тракта предъявлялось много требований, вплоть до того что «проезжую часть шириной 10 саженей содержать в порядке; лес, поблизости растущий, очищать с каждой стороны на 15 сажень; не скашивать траву по обочинам дорог, которая могла использоваться для проезжающих лошадей и прогона скота».

В XVIII веке в Петербург, Москву и Ярославль ежегодно перегонялось по тракту до 200–300 голов скота. Представители царской династии и их приближенные предпочитали молоко коров холмогорской породы.

Крестьяне тяготились дорожной повинностью, к которой добавлялась и почтовая гоньба. Порой терпению приходил конец. Так, в 1786 году двое крестьян из Тарасовской и Церковнической волостей обратились к губернатору края с жалобой, что, исполняя обязанность по почтовой гоньбе и поддержанию тракта в чистоте и исправности, они «пришли в крайнее разорение». Это послужило поводом для привлечения к работе не только местных жителей, но и крестьян из соседних селений. Особенно много хлопот доставляла расчистка проезжей части зимой. В это время часть крестьян уходила на заработки в город, часть занималась охотой и рыбной ловлей. Заснеженные и нерасчищенные пути вызывали постоянное недовольство Почтового департамента.

Несмотря на то, что немало чиновников и полицейских занималось вопросом содержания дорог, их качество почти везде требовало улучшения: крестьяне, основные исполнители работ, были мало заинтересованы в результатах. Сами они большей частью пользовались не почтовым трактом, а местными дорогами, проходящими между деревнями.

Сложным вопросом оставалось содержание постоялых дворов. Как правило, проезжавшие останавливались на ночлег у кого придется, обычно — в тех деревнях, где были почтовые станции и имелись станционные дома. Там и могли переночевать почтальоны, фельдъегеря и чиновники. Хотя от содержателей станционных домов требовалось предоставление максимально возможных удобств приезжим, фактически гостиницами были обычные крестьянские избы.

Из донесения исправника Голубева: «На Кодышской станции дом построен в 1830 году подрядчиком крестьянином Починковым… Мебель простого дерева и простой столярной работы: диван, 4 стула, обитые зеленою клеенкою, и 2 стола, крашеные красною краскою. И довольно уже держанные».

Несмотря на все трудности, тракт выполнял свою функцию: кроме почты, по нему перевозились гражданские и военные грузы; постепенно улучшалось обслуживание в станционных домах, менялось состояние проезжей части.

УКРЕПЛЕНИЕ ПРАВОСЛАВИЯ

Укрепление государства способствовало началу церковной жизни. Так, в 1618 году на берегу Кодлозера был основан небольшой монастырь с храмом Богоявления Господня. Позднее здесь была выстроена вторая церковь — Успения Пресвятой Богородицы.
Первоначально на Кодлозере был самостоятельный приход, но в 1829 году кодлозерские храмы были приписаны к Тарасовскому приходу. Таким образом, Тарасовский приход раньше являлся центром церковной жизни на большей части территории нынешнего космодрома. В него входили деревни от Кодыша до Кочманской и те, что были расположены по реке Мехреньге от реки Коды, вытекающей из Кодлозера, до села Тарасова.

Следует отметить, что в те времена церкви были не только центрами церковной жизни, в их трапезных собирались представители окрестных деревень для решения самых разных вопросов мирской жизни, для сбора подписей или податей. Церкви, будучи во многих местах едва ли не единственными общественными зданиями, обретали новую функцию местных центров земского самоуправления. А плохо ли? В церкви не покривишь душой и не солжешь. «Словом, трапезная церкви, следовательно, и сама церковь были живой, не оторванной от повседневных забот частью людского бытия. Не по необходимости, не под психическим давлением страха, а свободно и раскованно, по потребности души и зову сердца шли люди в церковь» (Ополовников А. В. «Дерево и гармония»).

Кроме указанных выше кодлозерских церквей, на территории нынешнего космодрома были еще две церкви. Одна — в деревне Кочманской (Кочмас) во имя Рождества Пресвятой Богородицы, освященная в 1890 году, другая — в деревне Часовенской во имя святых апостолов Петра и Павла, построенная в 1818 году. Кроме этого, в 1860 году была построена часовня Живоначального источника Божией Матери в деревне Александровской. Часовня Казанской иконы Божией Матери в деревне Плесцы (ныне территория г. Мирного) относилась к Дениславскому приходу. Согласно отчету по Мехреньгской лесной даче, на 1 января 1909 года в Петровской и Церковнической волостях числилось 974 двора и проживало 2674 мужских и 2754 женских душ (учитывалось только взрослое население, платившее налоги).

Использованная литература
1. Макаров Н. А. Плесецкий район Архангельской области: энциклопедический словарь. — Архангельск: Правда Севера, 2004.
2. Макаров Н. А. Церковные приходы и монастыри Кенозерья и Верхнего Поонежья. —
Архангельск: Правда Севера, 2007.
3. Попов Г. П. Трудные дороги Севера. — Архангельск: Правда Севера, 2004.
4. Материалы по истории села, имеющиеся в тарасовской библиотеке.

 

ЧАСТЬ II ИНТЕРВЕНЦИЯ

американцы на Севере

Трудные времена наступили для наших земляков в годы Гражданской войны. Англия намеревалась установить полный контроль в городе Архангельске. Соединенные Штаты Америки и раньше предпринимали энергичные шаги к тому, чтобы вмешаться в экономическую жизнь России. Неразбериха революционного времени облегчила эту задачу.

В марте 1918 года в Мурманске с английского крейсера «Глори» высадился первый десант, за ним прибыли новые отряды интервентов на американских и французских боевых кораблях.

Север интервенты выбрали для вторжения не случайно, для них он являлся наиболее доступным районом. К Архангельску и Мурманску шли морские пути, и оба города были связаны с центром России железной дорогой.

Иностранные войска вели себя на нашей территории так же, как привыкли действовать в своих азиатских и африканских колониях. Документы полицейских сводок Архангельска свидетельствуют о том, что солдаты ежедневно устраивали в городе бесчинства. Правительство Англии, выделив 750 тысяч фунтов стерлингов на выпуск местных денег, потребовало от Временного правительства Северной области залог в виде определенных товаров или огромного массива лесов. Ежемесячно эти требования ужесточались, за короткое время стоимость фунта стерлингов возросла с 40 до 80 рублей.

В одной статье невозможно описать весь ход военных событий. Достаточно сказать, что направлениями передвижения интервентов среди прочих стали Санкт-Петербургский (Петровский) тракт и дорога по рекам Емце и Мехреньге на село Церковное.

В августе 1918 года интервенты оккупировали Средь-Мехреньгу, Александрово, Поречье, Тарасово, Церковное и продвинулись через деревню Кодыш на Авду и Кочмас. Группировка англо-американских войск на данном направлении к этому времени насчитывала до трех с половиной тысяч штыков с пулеметами, конный отряд, шесть легких орудий, два самолета. Эти силы значительно возросли за счет вновь прибывших отрядов американских частей и Славяно-Британского легиона. К концу 1918 года неприятель захватил все деревни по Петровскому тракту, село Тарасово и Средь-Погост.

Большую роль в освобождении наших мест от интервентов сыграл партизанский отряд жителей Церковного. Уже в ноябре 1918 года, вооруженные только берданками, они освободили и удерживали село во время всех боевых действий. За короткий срок численность соединения возросла до 300 человек, бойцы отряда вели разведку и совершали рейды в тыл врага.

После подхода в район села Церковного частей 155-го, 156-го и 82-го стрелковых полков Красной армии в самом начале 1919 года развернулись активные боевые действия по освобождению Тарасовской волости. Но только в феврале 1920 года была достигнута победа, позволившая освободить эту местность от интервентов, а 21 февраля был освобожден и город Архангельск.

ДВА ЛАГЕРЯ

Не только разорения и разгромы принесла эта война. Она стала причиной человеческих трагедий, поделив население на два враждующих лагеря. Само белогвардейское движение на Севере не было многочисленным, но интервенты, установив на занимаемой территории свирепый террор, силой и истязаниями принуждали крестьян вступать в белую армию. Любое, явное или скрытое, сопротивление захватчикам, сочувствие красным (даже неподтвержденное, а лишь подозреваемое) могли закончиться расстрелом.

Не сумев создать добровольческую белую армию на Севере, Верховное управление Северной области прибегло к мобилизации жителей в оккупированных интервентами уездах. В архангельский белогвардейский полк были набраны рабочие и крестьяне Архангельского, Холмогорского и Пинежского уездов. Многие солдаты, не желающие воевать за интересы интервентов, дезертировали, уходили в лес, становились партизанами,

Большую роль в освобождении наших мест от интервентов сыграл партизанский отряд жителей Церковного. Уже в ноябре 1918 года, вооруженные только берданками, они освободили и удерживали село во время всех боевых действий, а порой и открыто выступали против братоубийственной войны. Одно из таких восстаний было организовано бойцами 2-й роты полка.

Те события были детально описаны в 1985 году председателем Савинского поселкового совета ветеранов войны и труда Павлом Антоновичем Чистиковым на страницах газет «Строитель коммунизма» и «Северный  комсомолец». Бойцы 2-й роты открыто заявили о нежелании участвовать в братоубийственной войне и, когда  26 ноября 1918 года поступил приказ идти на фронт, отказались его выполнять. В тот день отправка на фронт не состоялась. 10 декабря поступил аналогичный приказ, и опять со стороны солдат раздались голоса о нежелании воевать. Они укрылись в казарме, блокировали в ней все входы и огнем отражали попытки офицеров приблизиться к зданию. Командование отдало приказ об обстреле казармы из бомбометов. У осажденных закончились боеприпасы, и они были вынуждены сложить оружие и выйти на плац. Всех построили в одну шеренгу, вывели каждого десятого бойца и расстреляли на Мхах за гарнизонным стрельбищем, а рота под конвоем была отправлена на фронт. Перед отправкой командующий белыми силами генерал В. В. Марушевский лично предупредил мятежников: «Ваши семьи остаются заложниками. В случае измены семьи будут расстреляны».

Рота была сначала направлена на позиции под деревню Кодыш, где находилась одна из рот Славяно-Британского легиона, английская рота, артбатарея и батальон американцев, и заняла участок у сожженного моста через реку Емцу. На другом берегу реки, в Кодыше, были красные части, со стороны которых через рупор интервенты и бойцы белой армии призывались к прекращению боевых действий. Командование белой армии понимало, что в такой обстановке 2-я рота ненадежна, и потому перевело ее в район Средь- Мехреньги.

Здесь необходимо сделать маленькое отступление. На современных картах мы не найдем названий Средь-Мехреньга, Тарасово, Церковное, это обобщающее название нескольких близко расположенных друг к другу деревушек. Порой одну от другой отделяет лишь узкий проулок. Так, село Тарасово объединяет деревни Подволочье, Гусевскую, Наволок, Якшину, Пивку, Мишутину, Монастырь, Гришино и др. Так и Средь-Мехреньга состояла из восьми деревень и хутора, самыми крупными были Большие Мурги, Печково, Захода, Чуроз-Гора.

Во время Гражданской войны весь этот участок, опоясанный двенадцатью прочными блокгаузами, проволочными заграждениями и минными полями, превратился в крепость. Вокруг села на расстоянии четырех-пяти километров находились сторожевые заставы. В центре села были выкопаны окопы с ходами сообщений. На Петровой Горе располагалась артиллерийская батарея.

Самолет.

В январе 1919 года Красная армия в результате наступления на село Тарасово выбила из него организованный в начале войны добровольческий белопартизанский отряд, который вместе с семьями и скарбом отступил в Средь-Мехреньгу. Красноармейцы пытались с ходу взять и этот район, но попытка была неудачной.

Прибывшая туда в феврале 1919 года 2-я рота разместилась в крестьянских домах деревни Печково. Ее бойцов привлекали к службе на заставах, к разведке в районе Тарасова и Церковного.

В ночь с 3 на 4 февраля 1920 года конный отряд под командованием Хаджи-Мурата Дзарахохова и пеший батальон 478-го полка атаковали позиции белых. Солдаты 2-й роты поняли, что пришел их час. Они захватили орудия на Петровой Горе и вместе с примкнувшими к ним артиллеристами открыли огонь по штабу гарнизона и деревне Чуроз-Гора, взяли в плен нескольких офицеров, которых после боя передали отряду Хаджи-Мурата. Район Средь-Мехреньги был освобожден от интервентов, многие бойцы 2-ой роты после этого вступили в ряды Красной армии.

Порой даже в одной семье были те, кто воевал за красных, и те, кто сражался на стороне белых. Журналист плесецкой районной газеты «Строитель коммунизма» В. Потехин в свое время печатал много публикаций об истории района. В одной из них он описал подобный случай. «Старик Пешка служил в обозе красных. Штаб был сначала в Кочмасе. Потом красные взяли Тарасово. Стали подбирать и хоронить убитых, тех и других. Среди трупов старик увидел двух своих сыновей, воевавших на стороне интервентов. Горькими слезами разрыдался он, а признаться, что это его сыновья, – опасно. Закопали убитых в общей могиле, а ночью дед с помощью родственников и других тарасовцев перезахоронил своих детей на кладбище у церкви».

Характеризуя поведение интервентов, А. И. Солженицын не без иронии заметил: «Сквозь всю Гражданскую войну поведение недавних союзников России поражает корыстью и слепым равнодушием к Белому движению… и даже до позорности: англичане, уезжая с Архангельского Севера, часть царской амуниции вывезли, остальное утопили в море, только бы не досталось «белым»

(Солженицын А. И. «Двести лет вместе»).

Война закончилась, но еще не одно десятилетие спустя люди будут помнить о прошедших событиях, ведь рядом жили те, кто совсем недавно воевал по разные стороны. Страх за возможные неприятности от соседа долго преследовал жителей окрестных
деревень, взрослые старались не общаться между собой, только дети не чувствовали гнетущей атмосферы.

Кодыш. Блокгауз. Фото 1918-1919 годов.

На кладбище в деревне Кочмас в конце декабря 1918 года в братской могиле были похоронены 150 бойцов 3-го батальона 159-го стрелкового полка 18-й стрелковой дивизии 6-й армии, павшие в сражениях за деревню Кодыш. Первые военнослужащие будущего объекта «Ангара» установили здесь памятник. И в настоящее время офицеры и солдаты космодрома хранят память о погибших бойцах, поддерживают порядок на месте их захоронения. Хочется сказать им большое спасибо от всех тех, кому дорога наша история.

Кочмас. Братская могила.
Фото 2010 года.

Взорванный ж/д мост через Емцу.

 

КОДЫШ МОСТ

Двигаясь из Архангельска в сторону деревни Плесцы, перед переправой через реку Емцу мы попадаем в деревню Кодыш Мост.

Собственно, деревней ее можно назвать чисто условно, так как состояла она из одного дома, в котором жили две семьи дорожных мастеров, обслуживающих мост через реку и участок дороги поблизости. Одной из них была семья Фролова Петра Петровича, уроженца Кочмаса. О жизни в этой деревеньке рассказала его дочь Наталья Петровна Фролова, которая приехала туда вместе с родителями в 1948 году. В это время вверх по реке Емце уже было два лесопункта — Славное и Исады, в которых работали спецпереселенцы и немцы Поволжья. Весь заготовленный лес они свозили к реке, а весной приезжали сплавщики из Сельца и Емецка, которые отправляли лес в Архангельск.

Первые военнослужащие прибыли в деревню в 1954 году. Они занимались заготовкой леса, жили в палатках, во время холодов приходили греться в дом дорожных мастеров. Ночевали на полу, где только было возможно, даже в бане.

Строительство космодрома велось с 1957 года, а Фроловым и их соседям разрешили жить в своем доме до 1964 года, т. к. нужно было следить за состоянием моста.

КОДЫШ

Тремя километрами южнее деревни Кодыш Мост на тракте стояла деревня Кодыш, первое упоминание о которой находим в сотной книге письма Н. Г. Яхонтова за 1561-1562 гг.: «Пустошь, что был починок на Кодыш-озерке». Починок — вновь возникшее поселение, порой это мог быть и отдельный дом. Но только с началом строительства тракта оживилось и возведение домов в деревне Кодыш, первое время ее жители освобождались от налогов.

Жительница Мирного Анна Семеновна Булина родилась в этой деревеньке. В 1930-е годы там стояло двенадцать одноэтажных и двухэтажных домов, все они были по-северному большими, в каждом находился хозяйственный двор с хлевом на первом этаже и поветью на втором. В те времена все жители деревни работали в колхозе, сеяли рожь, овес, ячмень, сажали картофель. Всю работу в поле выполняли на лошадях, машин до войны там и не видели. Зерновые убирали конными жнейками, а молотили вручную, специальным приспособлением под названием приуз — это две палки, соединенные веревкой или резиной, одна палка служила рукояткой, а второй наносились удары по снопу. Молоть зерно на муку везли за тридцать километров в Сельцо.

ЧАСТЬ III

В данной публикации, основываясь на воспоминаниях жителей ликвидированных в 1957 году деревень и поселков, я постараюсь коротко рассказать о населенных пунктах, тянувшихся вдоль Петровского тракта, на месте которых теперь расположены площадки космодрома Плесецк, и поселке Канифольный завод, что ранее был в северной части нынешнего города Мирного.

Деревенька хоть и была маленькой, но ребятишек в ней жило много и учились они в школе-четырехлетке, а в пятый — седьмой классы ходили в поселок Опытное, что в тридцати километрах. Там, в Опытном, был интернат, где школьники жили всю неделю и
только на выходные отправлялись домой. Сейчас даже взрослому преодолеть такой путь по заснеженному лесу покажется безрассудством, а тогда ходили дети 12–14 лет…

Говоря о деревне Кодыш, нельзя не вспомнить Анастасию Андреевну Попову, которая в 1936 году после окончания Каргопольского педучилища приехала сюда учителем начальных классов. Одна преподавала во всех четырех классах, воспитала пятерых своих детей и уезжала работать в деревню Кочмас только в военные годы. Учительствовала она в Кодыше до 1957 года, когда была ликвидирована деревня. После этого работала в школах поселков Салтозеро и Плесецк.

Все ее бывшие ученики говорят о ней как об очень энергичном человеке с твердым характером. Сейчас в нашем городе живут ее дочь Альбина Алексеевна Широких и внучка Лена.

Когда началось строительство космодрома, А. С. Булина жила с семьей в поселке Глубоковский. Людей потихоньку начали выселять, заплатив им за оставленные дома, но некоторым разрешали оставаться и работать в войсковой части. Осталась и Анна Семеновна, к этому времени у нее уже родилось двое детей, и особенно ехать было некуда. Начинала трудиться в солдатском клубе, а потом перебралась в Мирный и до ноября 2009 года проработала в Доме офицеров гарнизона. Помнит А. С. Булина и деревню Авду, что тоже стояла на Петровском тракте, в ее бытность там было только
два дома, и проезжавшие всегда останавливались здесь на ночлег.

КРАСНАЯ ЛЯГА И КОЧМАНСКАЯ

Съезжая с основной дороги (бетонки) в сторону Тарасова, мы вскоре попадаем на большую поляну — это и есть место бывшей деревни Красная Ляга. На расстоянии еще около полутора километров – вторая, примерно такая же по размеру, поляна, в центре которой русло бывшего ручья — здесь была деревня Кочманская (Кочмас). Именно через эти деревни проходил Петровский тракт.

Кочманская имеет давнюю историю, это была очень богатая деревня. По отчету 1909 года в ней насчитывалось 30 дворов, проживало 69 мужских и 58 женских душ взрослого населения, платившего налог. По той же описи видно, что деревни в 30 дворов были исключением, зачастую они состояли из трех-четырех дворов.

Улица в деревне Кочмас. Фото сделано до Гражданской войны.

На фотографии, сделанной до Гражданской войны, мы видим очень большие двухэтажные дома. Такие строения являлись редкими даже для зажиточной тогда Каргопольской земли. Трактиры, постоялые дворы, чайные, склады служили источниками хороших доходов, а большое трудолюбие крестьян помогало укрепить это богатство.

Вот только один пример из жизни этой деревни. Жил там кузнец Петр Петрович Фролов. Хороший был мастеровой, хозяин единственного в деревне дома под железной крышей. В доме находился постоялый двор. Кажется, всего человеку хватало, но зимой, когда в деревне было мало работы, он уходил на заработки в Санкт-Петербург, как, кстати говоря, делали многие мастеровитые люди на Севере.

Но в годы Гражданской войны в боевых сражениях сгорела почти вся деревня, сгорела и церковь, вскоре деревня отстроилась вновь, но уже без былой красоты и величия.

Немного о храме Рождества Богородицы в Кочмасе. Он был переделан из часовни во имя Рождества Пресвятой Богородицы и Трех Святителей путем пристройки алтарной части и колокольни; освящен 6 сентября 1890 года. Дважды вносил пожертвования на храм Иоанн Кронштадтский. С помощью местных жителей удалось установить место, где раньше стояла церковь: если ехать от нас в сторону с. Тарасова, то она стояла возле дороги, с правой стороны, недалеко от ручья.

Деревня Красная Ляга начала застраиваться только после Гражданской войны. (В северном диалекте «ляга» — это лужа или небольшое озерцо, «красная» — красивая. Но местные жители упорно утверждают, что для них слово «красная» означает кровь, которая пролилась в проходивших здесь боях.)

Одной из первых здесь построила свой дом семья Ереминых, та самая, в которой вырос Александр Архипович Еремин, в дальнейшем — житель города Мирного, участник Великой Отечественной войны, почетный гражданин нашего города.

В поисках бывших жителей этих деревень я узнал, что у станции Емца живет его сестра, Августа Архиповна Голубева (Еремина), которой в ноябре 2009 года исполнилось 94 года. Она полна сил и энергии, сама управляется по дому, работает на огороде.  По моей просьбе воспоминания А. А. Голубевой записала ее племянница, ранее тоже жившая в д. Красная Ляга, — Людмила Александровна Богданович.

Мытарства Августы Архиповны начались с раннего детства. В Гражданскую войну сгорела почти вся деревня, не уцелел и их дом. Семьи уходили в лес, рыли землянки, в них и жили, даже зимой.

Отстроилась Красная Ляга спустя несколько лет после окончания боевых действий, но тут в стране началась коллективизация, которая дошла и до этой деревни. Семья Ереминых к этому времени окрепла, отец Августы Архиповны, Архип Павлович, имел крепкое хозяйство и в колхоз вступать отказался, несмотря на то, что ему была предложена должность председателя. Архип Павлович очень переживал за порушенные, прежде крепкие крестьянские хозяйства, больно было смотреть, как согнанные в колхозное стадо коровы вечером шли к домам своих прежних хозяев, а их заворачивали в общее стойло.

В 1937 году на долю А. А. Голубевой выпали новые испытания. Она уже была замужем, когда началось раскулачивание зажиточных крестьян. В один из дней добрые люди предупредили, что следующим утром придут и к ним. Собрала Августа свои пожитки и с мужем ушла на станцию Емца…

Мало светлых воспоминаний осталось у нее от детства. Вот только хорошо помнит большой деревенский праздник, когда в мае в их ручей приходила «большая вода», и он бурлил и шумел, запомнилось, как крестьяне варили пиво и устраивали гуляния прямо на мосту. За лето ручей постепенно мелел, а к осени уходил совсем.

Был в деревне Красная Ляга удивительной конструкции колодец. В поселке Биржа, что на тридцать первом километре, своего колодца не было, поэтому воду туда возили с Красной Ляги по узкоколейке в бочках, которые таскали лошади. Сам колодец был непростой. На тросах были подвешены две бадьи ведер на шесть — семь. Когда одна бадья поднималась, вторая опускалась. Трос был надет на колесо, которое соединялось с воротом. Лошадь, идя вокруг колодца, вращала ворот, бадья с водой поднималась и в верхней точке подъема переворачивалась, вода при этом выливалась в бочку, стоящую на рельсах. Просуществовала эта система до 1940 года, когда на Бирже выкопали свой колодец.

Улица в деревне Кочмас.
Фото 1960-х годов.

 

Была в деревне и зона с заключенными. В охраняемой зоне они занимались заготовкой березовых чурок для газогенераторных машин. Целый день оттуда слышался визг циркулярных пил. Закрылся этот объект примерно в 1940 году.

В деревне стояло несколько бараков (местные жители называли их дальними бараками), в которых жили спецпереселенцы, заготавливающие древесину. Зимой там  поселялись и крестьяне, работавшие по вербовке на лесозаготовках. Контора лесопункта располагалась на первом этаже единственного двухэтажного дома, на втором находились жилые квартиры. Украшением Красной Ляги было большое здание Кочманского лесничества.

26 февраля 1939 года был образован Кочманский сельский совет, в который входила часть населенных пунктов Плесецкого поселкового Совета — Петровский и Савинский, ликвидирован он был только в 1960 году.

Вспоминая детство, бывшие жители деревни рассказывают о роли своих бабушек в их жизни. Вот одно из таких воспоминаний Людмилы Александровны Богданович: «Крестить детей тогда запрещалось — все делали тайком. Священников здесь не было, поэтому справлялись сами. Помню, повела меня бабушка в баню, посадила в шайку, воды в нее налила, молитву прочитала, водой с веника окропила — вот я и крещеная».

ИЖОЖКА И ВЕТКОВСКИЙ

В 1924 году началось строительство узкоколейной железнодорожной ветки Плесецк — Кочмас. Это было время начала массовых лесозаготовок. Вдоль железной дороги возникали и исчезали, по мере вырубки леса, поселки лесозаготовителей. Только поселки на тринадцатом и семнадцатом километрах оставались до 1957 года. Самый большой поселок Ижожка располагался на тринадцатом километре. Здесь работал клуб, больница, магазин, школа-семилетка, детский дом, интернат. Дети из детского дома, отучившись семь лет, направлялись для дальнейшего обучения в техникумы и профучилища. В интернате жили дети из поселков лесорубов, а также школьники из деревень Кочмас и Красная Ляга. Только на выходные они уходили домой, а это совсем не близко: до Красной Ляги по железной дороге около пятнадцати километров.

Детский дом в поселке был открыт в годы Великой Отечественной войны и просуществовал до 1957 года. Размещался он в здании, в котором до этого находилась школа. До войны школьных зданий было два. С открытием детского дома занятия для школьников стали проводиться в одном, учились в две смены. В детском доме жили около 50 ребятишек.

В те времена Ижожка условно разделялась на две части: старый и новый поселки. Старый располагался вдоль почтового тракта. В нем жило местное население, работающее в колхозе, где, кстати, имелась своя электростанция и мельница. Новый поселок тянулся вдоль железной дороги на Кочмас. Состоял он из брусчатых домов, в которых жили семьи переселенцев, работающие на лесозаготовках в лесопункте Ветковский.

Сейчас, когда говорят: «На тринадцатый километр, на семнадцатый километр», то надо иметь в виду, что раньше это расстояние было не от города, а по железнодорожной ветке от станции Плесецкая.

В Ветковском была биржа (склады леса, приготовленного к отправке), столовая, магазин, контора лесозаготовителей, радиоузел, склады, баня, гараж, конюшня, пожарная часть и около 25 жилых домов. На лесопункте работали спецпереселенцы. Как говорит Ю. В. Мелюшин, отец которого трудился там мастером леса, «кого там только ни было: украинцы, немцы, казаки, уроженцы Урала».

Вот что рассказала о жизни спецпереселенцев в поселке Ижожка Ольга Ивановна Мальцева и ее сестра Наталья Ивановна Кемова. Их деда Дениса Алексеевича Попова, 1879 года рождения, и их бабушку Дарью Иосифовну, 1885 года рождения, в 1930 году власти признали кулаками и выслали из Курской области. Вместе с ними были высланы и их дети: 17-летний Иван (будущий отец Ольги Ивановны и Натальи Ивановны) и 13 -летняя дочь Зина. Высланные были направлены в Плесецкий район, где им определили местом жительства и работы поселок Ижожка.

Здесь их отец Иван Денисович познакомился со своей будущей женой Александрой Ефимовной, которая как молодой специалист приехала на лесоразработки из Вологодской области. Тяжелая работа в лесу быстро подорвала здоровье взрослого населения. Сначала
умер Денис Алексеевич, потом его жена Дарья Иосифовна. Александра Ефимовна в 25 лет заболела ангиной. Лечения тогда у них практически никакого не было. Болезнь вызвала порок сердца, и в 38-летнем возрасте женщина скончалась.

На тринадцатом километре есть старое заброшенное кладбище, где захоронены многие из высланных сюда спецпереселенцев. Ольга Ивановна Мальцева вспоминает: «Родители работали много. Отец уходил на работу в четыре-пять часов утра, мы еще спали, а приходил поздно вечером, мы уже спали. Паспортов спецпереселенцы не имели. Когда у отца умер кто-то из родственников, то он из-за отсутствия документа даже не смог выехать на похороны». Ее сестра Наталья Ивановна добавляет: «Жили мы нормально. На судьбу не жаловались. Когда в 1957 году началось строительство космодрома, то всем предложили либо ехать на родину, либо остаться в Плесецке. Отец поехал на родину, в Курскую область. Вернувшись, сказал, что там людям еще хуже, чем здесь. После войны его родственники до сих пор живут в землянках. В нашей семье было пятеро детей, ехать было некуда, и мы решили жить в Плесецке».

Спецпереселенцы жили в поселке Ижожка до осени 1959 года. За это время на территории лесозавода в Плесецке для них были построены брусчатые дома. Другая часть переселилась в Шелексу. В родные места из бывших спецпереселенцев Ижожки почти никто не вернулся.

В поселке Ижожка родилась и жительница нашего города Меланья Романовна Серга. Ее отец Роман Иванович Гаврищюк, 1889 года рождения, был сослан сюда с Украины. Здесь он женился на уроженке села Церковное Иранье Никифоровне Лопатиной. Роман Иванович работал на конюшне, где было около 20 лошадей, а Иранья Никифоровна — на лесозаготовке, корзала (обрубала сучья). Лес грузили на сани и вывозили на склад у железной дороги.

В 1957 году, когда разрешили выезжать, Роман Иванович уехал на Украину, а Иранья Никифоровна вместе с тремя детьми, школьниками, переехала в Шелексу, где им дали двухкомнатную квартиру в довольно хорошем бараке.

ПЕРЕКОП

На семнадцатом километре находился поселок Перекоп, там был организован колхоз. Кроме местных жителей, в нем работали и спецпереселенцы, а также высланные из родных мест немцы Поволжья. Что было на душе у этих людей, можно только догадываться, но были они очень общительны. Из воспоминаний Г. П. Золотой: «Я часто в клуб на тринадцатый километр бегала, немцы там концерты устраивали. Они с собой привезли гитары, мандолины и домры. Помню немца Вальтера, он меня на гитаре учил играть».
***

Нелегко было учиться детям из Перекопа и других дальних поселков. В Мирном живет замечательный человек — Стекольщиков Константин Федорович, вот как он вспоминает начало учебы в первом классе (до ближайшей школы от их поселка было около восьми километров по лесной дороге). Когда настало время идти в школу, посадил его отец на телегу, довез до школы и сказал: «Вот твоя школа, будешь ходить сюда каждый день». Сказал, развернул лошадь и поехал домой, а маленький Костя испугался такой перспективы и, плача, побежал за телегой обратно. Приехал отец домой, а следом за ним прибежал зареванный малыш. Увидела его мама и пожалела, пускай еще год дома посидит, маленький больно. На следующий год мальчика оставили у местных жителей, но какая это жизнь для малыша, в чужой-то семье, — опять вместо учебы одни слезы. Пришлось родителям перебираться в Плесецк, где Костя пошел в первый класс только в декабре. Несмотря на все трудности, дети учились, и учились хорошо.

Вот пример из жизни только двух семей, живших в деревне Красная Ляга. У лесника Степана Герасимовича Фролова и его жены Марии Николаевны было пятеро детей, все они окончили институты — Володя работал в Академии наук, Миша стал генералом, Тамара — врачом, Таня — министром легкой промышленности в Карелии, Борис учился в военном училище. Сам Степан Герасимович был человеком необщительным, мимо соседей всегда проходил молча, но была у него одна страсть: любил выращивать неизвестные для этих мест сельскохозяйственные культуры. Он первый привез и высадил у себя на огороде клубнику, дети бегали смотреть на невиданно крупные ягоды, а на повети дома у него росла яблоня. Были ли на ней плоды, трудно сказать, но то, что она цвела, запомнили хорошо.

В семье Потехиных трое парней стали инженерами: Александр работал геологом в Алжире, Юрий был инженером-геологом на шахтах Дальнего Востока, Владимир работал инженером-кораблестроителем в Северодвинске. Можно приводить еще много примеров, как мальчишки и девчонки, ходившие в школу по лесным дорогам за многие километры, выучились и стали настоящими, грамотными, уважаемыми специалистами. Даже те, кому не удалось продолжить учебу, выросли замечательными людьми. Когда я встречаюсь с ними сейчас, то понимаю, какую трудную жизнь им пришлось прожить, но до сих пор у всех сохранилось большое чувство доброты, а в глазах светятся жизнерадостные искорки, которые как будто говорят, что хоть и жилось тяжело, но достойно и честно, и сейчас не стыдно за прожитые годы.

Вспоминает Галина Павловна Золотая: «До четвертого класса мы обучались в школе у нас, в Кочмасе, а в пятый — седьмой классы ходили на тринадцатый километр по железной дороге. Я маленькая была, за большими не поспевала, выломают они мне два батожка, так я за ними вприпрыжку всю дорогу и бегу. Иногда удавалось забираться на платформу с лесом, прижмемся между бревнами, едем, и это уже счастье, а порой паровоз проедет дальше, так назад к дому опять лесом бежать. А в восьмой — десятый классы нужно было в Плесецк ездить, ребята школу бросали, а я одна продолжала учиться. Неделю в интернате, на выходные домой, опять на платформах с лесом.

Сороковые — пятидесятые годы голодными были, да и зимы стояли очень морозные. Мать за пять километров от дома работала истопником в конторе. Домой придет уже поздно, а дома холодно, топить нечем. Пойдем мы с ней в лес ночью, срубим маленькую сосенку, домой притащим, порубим, в печку сунем, а она сырая, не горит. Так всю ночь в холоде и просидим. Летом в поле ходили, корешки копали. Мать дома их варила – вкусно было, а осенью в поле ходили, колоски собирали. Тогда от Красной Ляги до Кочмаса все поля были засеяны рожью, ячменем и горохом, даже пшеница росла».

С улыбкой говорит о своих школьных годах Наталья Петровна Фролова, она жила в деревне Кодыш Мост: «Даже в первый класс дети ходили за 30 км в деревню Сельцо. В 1936 году в Кодыш приехала учительница Анастасия Андреевна Попова. И первые четыре года ребята стали учиться у нее, но с пятого класса нужно опять было идти в сельцовскую школу. На всем пути — две-три крошечные деревеньки, где можно остановиться передохнуть».

Были у тех детей и свои маленькие радости и развлечения. Рассказывает Юрий Егорович Потехин: «Было мне лет семь. Направили всех ребятишек собирать в поле колоски, а за хорошую работу купил нам колхоз шоколадных конфет. Чтобы досталось всем, учительница каждую конфетку делила на три части. Нас было три брата, и поэтому братьям Потехиным досталась целая конфетка!..

Тогда же я бегал к местному сапожнику учиться его мастерству. Многого не достиг, но навыки приобрел, даже сшил маме что-то вроде сапог. Она в них в скотник ходила. Бедно жили, другой обуви-то не было. А из голенища старого сапога сшил мяч, набил его соломой. Так этим мячом с ребятишками и играли в футбол».

БИРЖА

На тридцать первом километре был большой поселок Биржа. Его жителями являлись в основном спецпереселенцы, очень трудолюбивые люди, здесь они и построили свои добротные дома. Жили семьями, дети учились тоже на тринадцатом километре. Г. П. Золотая вспоминает, как заходила к ним в гости, дома всегда была чистота, на стенах много икон, а на них расшитые полотенца. Когда началось строительство космодрома, всем им было разрешено вернуться в родные места.

ОПЫТНОЕ

19 августа 1928 года на берегу реки Емцы была открыта опытная станция Высшего совета народного хозяйства по рационализации и механизации лесозаготовок. Поселок получил название Опытное. Здесь проводилась проверка всех способов лесозаготовок, обустройства лесовозных дорог, сплошной и выборочной рубки леса, испытывались трактора. Станция имела большое значение, ведь до этого основным инструментом в лесу был топор. Даже лучковая пила стала использоваться для валки леса лишь в середине 1930-х годов. Всю тяжелую работу выполняли только с помощью лошадей. В 1930 году во всем Плесецком районе на лесозаготовительных участках имелось 14 тракторов и 4 автомашины. Своих рабочих на лесозаготовках не хватало, основная их часть нанималась по вербовке, также сюда направлялись спецпереселенцы или, как говорили в то время, раскулаченные, повсеместно применялся труд заключенных.

О поселке Опытное нужно рассказать более подробно. Основанный по предписанию Высшего совета народного хозяйства СССР, он оставил заметный след в истории лесной промышленности Севера. Вот как описывал его журналист В. Потехин в статье «Жил-был поселок» в газете «Плесецкие новости» от 20 апреля 1999 года. Развитие промышленности в стране потребовало создания на Севере лесной рабочей академии, укомплектованной не только техникой и оборудованием, но и толковыми научными кадрами. Поскольку в лесную избушку или барак инженера с семьей не заманишь, надо было создавать жилье с городскими удобствами. Поселок походил на городок курортного типа: массивное здание конторы, шикарные коттеджи и двухэтажные дома с высокими потолками и массивными двойными дверями, имелись даже ванные комнаты, но они так и остались без труб и водоснабжения. Дома были рубленые, с красными железными крышами, большими окнами и лоджиями.

Поселок Опытное. Слева — двухэтажное здание школы.

Гордостью поселка стала мощная электростанция фирмы «Рустон». Она давала электроэнергию не только в поселок, но и на лесные делянки, где тогда начали испытывать первые электрические пилы. От станции Емца до поселка Опытное была проложена деревянная дорога – две колеи из бревен. По ним ходил мотовоз, поверхность колес которого была вогнутой – они словно обхватывали «рельсы» с двух сторон. В предвоенные годы эта дорога уже не действовала.

Не все эксперименты и поиски оправдали себя, но опытная станция сыграла важную роль в годы первой пятилетки, когда еще не было лесотехнических институтов.

В годы Великой Отечественной войны в поселке Опытное было организована специальная бригада, которая вела заготовку «авиасосны». Это были лучшие деревья, которые отыскивали опытные лесники. Они простукивали и прощупывали каждое дерево, и только лучшие образцы попадали в разряд «авиа». Найдя такую сосну,лесники делали ее окорку до 1,5 м от земли и черной краской проводили нумерацию.

Рассказывает Александр Васильевич Марков, который в 1944–1945 годах работал в этой бригаде: «Наша бригада вела заготовку исключительно «авиасосны». Рубили только те деревья, на которых были отметки лесников. Эти деревья складировались и сплавлялись отдельно. В Архангельске лес корили и пароходами отправляли в США на авиационные заводы. Там из него делали детали для самолетов. 

Бригада была на особом положении. Работающим платили повышенную зарплату, но и спрос с них был особый. Спрашивали за все: за выполнение плана, качество заготовленного леса. Тогда следили и за нашим здоровьем, но мы старались тоже, план
всегда выполняли».

На лесных делянках работали не только местные жители, но и спецпереселенцы, немцы Поволжья, даже пленные поляки, которых пригнали сюда после похода маршала Тимошенко на западные земли Украины и Белоруссии.

Вот как вспоминает их пребывание на нашей земле бывшая жительница поселка Опытное Антонина Алексеевна Ломтева: «Жили мы в поселке Опытное, а на другом берегу реки был поселок Костыли, куда привезли ссыльных немцев Поволжья. Учительница собрала местных ребятишек и сказала: «Ребята! Относитесь к ссыльным хорошо, дружите с ними и не обижайте. Они ни в чем не виноваты. Это не те немцы, с которыми воевали ваши отцы». Так мы с ними дружно и жили».

Среди ссыльных было много уроженцев Украины, они хорошо пели, познакомили северян со своими песнями. Вместе устраивали концерты, играли в волейбол. У Антонины Алексеевны сохранились старые фотографии, где вместе стоят и местные жители, и немцы, и украинцы.

Вспоминая те времена, В. И. Фролов рассказывает, с каким увлечением местные ребята, общаясь с немцами, учили их язык. Он говорит, что его сестра владела чужой речью почти в совершенстве.

КУРГАН

В восьми километрах от Опытного был построен поселок лесозаготовителей Курган. Почему он носил такое название – непонятно, ведь рядом даже бугров не было. Вероятно, так назвали в шутку из-за большой низины в центре поселка, залитой водой, – нечто среднего между болотцем и небольшим озерком, что не мешало местным ребятам в нем плескаться.

Первым начальником лесоучастка был назначен Алексей Никанорович Иванов, отец А. А. Ломтевой. Он был заядлым фотографом. Именно благодаря ему и его детям-  Антонине и Михаилу, сохранены фотографии поселка Опытное и живших в нем людей.

Тяжелые времена наступили для местных жителей в годы Великой Отечественной войны. Вспоминает Вера Петровна Митусова: «Мужчины ушли на фронт, женщины трудились в лесу. Моя мать работала на валке леса, а тетя Евдокия Трофимовна Потехина — трактористом».

ОТДЕЛЬНЫЙ ЛАГЕРНЫЙ ПУНКТ

Кроме поселка Курган, на тракте располагались лесопункты Кодышский и Авдинский. С появлением железнодорожной ветки на Кочмас в начале ее правого уса в конце 1920-х годов был построен большой поселок — 5-й ОЛП. Это был отдельный лагерный пункт заключенных (перевальная база), куда они доставлялись со станции Плесецкая по железной дороге. Здесь их распределяли по отрядам и направляли пешком на лесоразработки за село Церковное. На 5-м ОЛП находились и склады, откуда продовольствие на лошадях везли в лагеря. Часть заключенных шла пешими колоннами от Плесецка через Плесцы. На 5-м ОЛП постоянно жили много заключенных, работающих на лесозаготовках на всей территории нынешнего космодрома.

Вот как вспоминает те годы житель деревни Средь-Погост Александр Васильевич Марков: «Колонны были громадные, шли в шеренгу по четыре человека. Порой первые уже из деревни выходят, а хвост еще в нее и не вошел. Больше всего нас удивляло то, что некоторые отряды шагали без конвоя. Впереди шел старший колонны — из числа заключенных — с винтовкой, а позади — трактор с телегой, в которую сажали обессилевших и тех, кто не мог идти». Вот из таких людей формировались бесконвойные колонны. Знали, что трудолюбивые и уважающие закон люди, которых гнали на тяжелую работу, никуда не убегут. И была это узаконенная дармовая рабочая сила.

Признаться, я сначала мало поверил его рассказу, съездил к нему несколько раз, но понял, что наш Василич в свои 82 года обладает не только замечательной памятью, но и удивительной наблюдательностью. Про таких говорят: ходячая энциклопедия. Он помнит все начальство лагеря, которое частенько заглядывало к его отцу, колхозному председателю. Вообще, это удивительный человек. Александр Васильевич до сих пор гонит деготь и весной собирает серу на речке Химе, слывет знатоком целебных трав, которыми лечится вся округа, а сейчас помогает в организации краеведческого музея в селе Церковном.

Убедился я, что ничего он не путает с бесконвойными колоннами, когда подумал про своего деда Михаила Васильевича Агеева, прошедшего всю Первую мировую войну, аслужившего три Георгиевских креста и множество медалей. Он был осужден в 1937 году по доносу только за то, что зарабатывал два трудодня: ночью сторожил колхозное добро, а днем работал в поле. Дед умер на стройке Беломорканала примерно в 1940 году.

В 30-е годы прошлого столетия тракт стал дорогой скорби, по нему конвоировались сотни спецпереселенцев и заключенных. От ст. Плесецкая, через д. Плесцы и д. Кочмас проходил их путь на Тарасово и Церковное, конечной остановкой были деревни на реке Шорде (Майнема, Бородино, Верх-Мехреньга, Верховье) и даже на глухой лесной речке Мягдоме. Там они строили бараки и круглый год рубили лес, зимой строили «ледянки» (намороженная зимняя дорога) и на санях с металлическими полозьями доставляли лес для сплава на берега Шорды и Мягдомы и далее по Мехреньге, Емце, Северной Двине в Архангельск. Там в то время работал «валютный цех» нашей страны.

Мой знакомый Ю. А. Шемелин в начале 1970-х годов побывал в тех местах — полнейшее бездорожье, только гусеничная техника может пройти. Тягостное впечатление производят разрушенные бараки и многочисленные заросшие кладбища. Сколько людей осталось навсегда лежать в тех местах — никто и не знает…

Вот как сказал о тех временах Александр Васильевич Марков: «Видел много колонн заключенных, которые шли в сторону Церковного, но не видел ни одной, которая бы возвращалась назад».

5-й ОЛП расформировали, а в его бывших постройках был организован поселок лесозаготовителей Глубоковский, но местные жители это место иногда называют 5-ым ОЛП.

Правительство страны уделяло большое внимание лесозаготовкам в нашем районе. Достаточно сказать, что в конце 1940-х годов в Глубоковский леспромхоз приезжал будущий председатель Совета Министров СССР, а на момент приезда — министр легкой и текстильной промышленности Алексей Николаевич Косыгин.

Об этом рассказал Юрий Егорович Потехин. Его дядя Кузьма Кузьмич Потехин до революции окончил церковно-приходскую школу и каким-то образом поступил на работу в петербургский придворный театр. В столице он познакомился с А. Ф. Керенским. Их отношения были настолько дружескими, что, когда после революции Керенский уезжал из России, он звал с собой и Потехина, но тот отказался, сказав, что ехать нужно с деньгами, а их у него нет.

После Гражданской войны дядя приехал в деревню Усть-Шорда, что недалеко от села Тарасова. Впоследствии его избрали председателем колхоза «Пионер». Во время Великой Отечественной войны ему было уже 50 лет, и он служил посыльным при штабе. После войны поселился в поселке Правый Ус, около бывшего 5-го ОЛП. Работал в лесопункте «Текстильщик» от Министерства легкой и текстильной промышленности.

А. Н. Косыгину во время его приезда с проверкой в лесопункт предложили переночевать в комнате для приезжих. Но он отказался, сказав, что остановится у Кузьмы Кузьмича, с которым успел познакомиться. После той встречи Кузьма Кузьмич рассказывал, что с Косыгиным они провели всю ночь за самоваром. Министр очень интересовался историей России до 1917 года и спрашивал о его встречах с Керенским.
***

Первые военнослужащие Советской армии (так с февраля 1946 года стала именоваться Рабоче-крестьянская Красная армия) появились в наших местах еще в 1940-е годы. Константин Федорович Стекольщиков помнит о том, как во время войны он с тетей ходил за грибами на 8-й километр (район нынешнего железнодорожного депо, раньше — поселок лесозаготовителей). Вокруг поселка были прорублены новые просеки и ходили часовые, которые не пропускали на охраняемый объект.

По воспоминаниям жителей бывших деревень Красная Ляга и Кочмас крупное воинское подразделение прибыло к ним в 1947–1948 годах. Двигалось оно по Петровскому тракту, штаб размещался в 5-м ОЛП.

Вспоминая о тех временах, житель Плесецка В. Н. Митусов рассказал, как они с ребятами бегали в солдатский клуб 5-го ОЛП смотреть кино. Скамеек в клубе было мало, так вся малышня располагалась впереди, на полу. В этой войсковой части проходил службу по призыву и его двоюродный брат, сержант-связист В. Я. Ляшков, который частенько забегал к ним домой. Солдаты жили в палатках, пищу готовили на походных кухнях. Пробыли военнослужащие в тех местах около двух лет, занимались они заготовкой леса.

ПЛЕСЦЫ

Деревня Плесцы была последней станцией на тракте Архангельск — Санкт- Петербург, когда-то здесь кипела богатая событиями жизнь, денно и нощно скрипели обозы. Везли в город у Белого моря пушнину и хлеб, такелажную снасть, пеньку, кожу и воск, а обратно — «аглицкие» ткани, аптечные снадобья, писчую бумагу, пряности, вино, селитру, соленую и мороженую рыбу.

На средства местных жителей в 1760 году была построена на выезде из деревни часовня во имя Казанской иконы Божией Матери.

В 30-е годы ХХ века на Севере проходила массовая коллективизация, работали в колхозе «Искра» и местные жители. Сама деревня Плесцы располагалась вдоль нынешней улицы Циргвавы г. Мирного и состояла из одноэтажных домов с большими дворами для скота. Единственный двухэтажный дом стоял на месте, где теперь расположен мемориал в честь погибших при испытании ракетно-космической техники.

В деревне был большой скотный двор, почти все сельхозработы проводились на лошадях и вручную. Зерновые молотили цепами на повети двухэтажного дома и там же перемалывали зерно в муку ручными жерновами. И все это было совсем недавно, до 1957 года. Кстати, ступы и ручные жернова диаметром 50–60 сантиметров были широко распространены в местных деревнях.

До приезда сюда военнослужащих деревня Плесцы имела вид, который мы сейчас можем наблюдать в средней полосе России: среди леса, вокруг деревни – сплошные поля. Засевались зерновыми поляны около озера, от нынешней улицы Циргвавы до улицы Ломоносова, и в сторону бетонного завода. Выращивали на корм скоту даже подсолнух и кукурузу, заготавливали их на зиму. Вероятно, эти необычные для здешних мест культуры к нам завезли спецпереселенцы с Украины еще в 1930-е годы.

Клавдия Николаевна Кухтина (Рослякова) помнит, как в конце 1930-х годов она пошла в первый класс. Начальная школа, в которой учились дети из деревни Плесцы и Канифольного завода, располагалась в двухэтажном доме крестьянина Фролова, стоявшем на месте нынешнего мемориала. В 1940 году открылась канифольнозаводская школа, и все дети перешли учиться туда. Ученики пятых — десятых классов получали среднее образование в Плесецке.

КАНИФОЛЬНЫЙ ЗАВОД

Без сомнения, большой интерес для нас представляют сведения о канифольном заводе, который располагался непосредственно на нынешней территории города, в северной ее части. О нем много знает мой старый приятель Валентин Петрович Кекишев, который с 1947 года жил на 922-м километре, он даже нарисовал схему поселка канифольного завода. Его рассказ дополнила Алла Леонидовна Кекишева, эвакуированная в 1942 году из Мурманска с мамой и бабушкой. Они вместе с еще двумя семьями были направлены на производство.

Помогла восстановить историю предприятия и Клавдия Николаевна Кухтина, одна из первых жительниц поселка Канифольный завод.

Но для начала немного о нашем озере Плесцы. До прокладки железной дороги на Архангельск оно было проточным, в него впадал ручей, который, как утверждают охотники, начинался в районе «беличьих ляг». Это в шести километрах от бывшего поселка Ижожка, сейчас там сохранились отдельные небольшие озерки (ляги), от которых идет широкий лог в сторону города. Весной лог заполняется водой, обозначая старое русло ручья. Из озера вытекал ручей, который впадал в Пярские болота. Во время строительства железной дороги на Архангельск, а потом железнодорожной ветки на Кочмас строители, допустив технические ошибки, в двух местах перекрыли ручей, и в своей верхней части он ушел в карстовые породы. Таким образом, остался только его участок, которым и является наше озеро. Старые люди еще помнят, как перед нынешним въездом в город в южной оконечности озера был мост, сейчас это широкая дамба с асфальтовой дорогой.

Напротив того места, где теперь стоит детский санаторий, на дне озера возле берега били мощные ключи. Они были настолько сильными, что взрослые запрещали детям там купаться. Если кто туда случайно заплывал, то у него как будто «закручивало» ноги. В годы войны на берегу начали добычу известняка. Вероятно, часть его с талыми и дождевыми водами попала в озеро и забила эти подводные источники.

В. П. Кекишев и его брат Николай помнят рассказы стариков о том, что раньше озеро имело шестилетний цикл минимального и максимального уровня воды, характерный для части озер карстового происхождения.

Многие замечают, что озеро постоянно мелеет и зарастает, мы едва ли способны остановить этот про- цесс. Как и большинство озер Плесецкого района, оно имеет карстовое происхождение, т. е. образовано в карстовом провале, и его водный режим полностью зависит от режима подземных карстовых вод. Сохранению озера сейчас способствуют ключи по его берегу, но отдельные наши сограждане бездумно захламляют как озеро, так и его берега, в результате чего забиваются ключи, питающие озеро. Мы губим единственную естественную красоту нашего города, а ведь еще недавно здесь росли белые лилии.

Плесецкий канифольный завод № 1 был пущен в апреле 1927 года. Основное производственное здание находилось в северной части озера, на перешейке, где сейчас проходит дорога в санаторий «Лесная поляна». Оно представляло собой большой бревенчатый сруб с кирпичными перегородками внутри, разделенный на три яруса. Здание стояло на бетонном фундаменте, остатки которого сохранились до наших дней. Основным оборудованием являлись громадные литые котлы немецкого производства с топками в нижней части, все это было обложено кирпичом. Завод выпускал канифоль, скипидар и полуфабрикат канифольного мыла, который отправлялся на мыловаренные фабрики Ленинграда.

В 1927 году завод выпустил 14 тысяч пудов канифоли, около 5 тысяч пудов скипидара и тысячу пудов полуфабриката канифольного мыла. В 1937 году на заводе работало 265 человек, трудились там и жители станции Утица и поселка Плесецк.

Строительство завода и поселка началось в 1925 году, когда сюда прибыли первые рабочие. Среди них — Николай Васильевич Росляков с сыном Василием, который потом работал на заводе машинистом, а позже — подрывником.

После постройки здания на заводе начался монтаж оборудования. На первом этаже была установлена электростанция и дробильный цех, на втором – топки с котлами, которые загружались на третьем этаже. С первого на третий этаж вела эстакада, по ней вагонетки со щепой вручную толкало несколько человек (в основном это были женщины). На сам завод заходила узкоколейка, по которой на лошадях привозили заготовленные пни. Завод строго охранялся, и на его территорию не допускались посторонние. Особенно боялись пожара, т. к. вокруг завода были горы заготовленных пней и щепы.

Раздробленные на щепу и чурочки пни называли осмол. Это был легковоспламеняющийся материал. Однажды возгорания избежать не удалось. Тушили всем поселком, приходил даже пожарный поезд, тогда завод отстояли.

Для производства были пригодны пни, которые после срубки сосны простояли в земле еще семь лет, поэтому лесные делянки на вырубках имели строгую разметку по срокам рубки деревьев. Была организована специальная бригада подрывников. Старшим назначался мужчина, а сбором и погрузкой занимались женщины. В то время от поселка до самой Шелексы шла сплошная лесозаготовка, и вся эта местность представляла собой голое поле.

Вывоз пней со стороны Шелексы производился на лошадях, а на лесные делянки вдоль Пярских болот была проложена узкоколейка, которая от завода шла по оврагу, пересекала железную дорогу и трассу на Савинский. По этой узкоколейке лошади таскали вагонетки с заготовленными пнями. В поселке была конюшня с почти двумя десятками лошадей.

На работу взрывников любили бегать смотреть мальчишки, особенно впечатляющим зрелищем это было в морозные дни, когда перемерзшие пни после взрыва разлетались, как разбитая стеклянная посуда.

Электростанция завода давала энергию не только на сам завод, но и в жилой поселок. Постепенно завод наращивал мощности, увеличивался выпуск продукции. Для ее хранения было построено три склада, а для упаковки перед транспортировкой – большой бондарный цех, который располагался на берегу оврага, недалеко от кузницы. Для контроля качества продукции имелась своя химическая лаборатория. В летнее время в бондарном цехе работали и школьники.

Все планы по дальнейшему развитию завода нарушила война. Мужчины ушли на фронт. Завод встал, его оборудование частично было демонтировано уже в начале войны и вывезено, как тогда говорили, на военные заводы Урала.

Население осталось без работы, а значит, и без средств к существованию, но даже в это тяжелое время народ не потерял самообладание, стал искать новое применение своим силам. Драли дранку; под руководством технолога завода Глуховского было организовано производство спичек. Начался выпуск кирпича и обжиг известняка. Этим руководил Попов, дед Ваня, невысокий, худенький, очень подвижный старичок.

Приходилось трудно: основными продуктами питания были те, что выращивались на своих огородах, но один год весна и лето выдались холодными, люди остались без урожая. Выручило руководство завода. В это время на складах скопилось много соли. Ее стали выдавать жителям по 10–15 килограммов. Соль меняли на продукты в соседних деревнях, так и пережили зиму.

С закрытием завода поселок остался без электроэнергии, керосина не было. Пытались пользоваться лучиной, но кое-кто чуть не сгорел, поэтому все от нее отказались — жили в темноте.

Особенно много неудобств это доставляло школьникам. В школу давали немного керосина. На уроках зажигали только маленькие керосиновые лампы. Домашние задания старались делать в школе на переменах. Учились без тетрадей и чернил. Писали на газетных полосах, чернила делали сами: из печной сажи — черные, а красные —из сока свеклы.

В это тяжелое время начали восстанавливать производство. Так как завод был практически демонтирован, а осмола осталось много, то решили строить новую смолокурню на берегу оврага, справа от перешейка.

Женщины делали кирпич и строили печи с варочными отсеками. Чтобы сократить высоту здания, топки углубили в землю, сделав в них вход со стороны оврага. Печи были громадные. Их топки с двух сторон имели дверцы, а топливом служили бревна длиной по полтора — два метра. В отделение, где проводилась варка смолы, загружали до пяти кубометров осмола. Через дверь в него можно было свободно входить, плотно укладывать осмол до самого сводчатого потолка, окончательно заполнялось отделение уже снаружи. Вход в отсек плотно закрывался металлической дверью, которая замазывалась для герметичности глиной (отсек замуровывался).

Всего на вновь построенной смолокурне было установлено несколько печей, которые запустили в работу в 1943 году, и продолжали они использоваться до 1957 года. В печах было два выпуска. Один для пара, который проходил через систему охлаждения, выделяя Весь процесс длился дней десять, после этого варочное отделение открывалось, и из него удалялся обуглившийся осмол. Он очень хорошо горел, и его использовали
в топках.

«Положи такую чурочку в самовар, — говорит В. П. Кекишев, — и самовар полдня пыхтит». По его словам, часть обуглившегося осмола отправляли на металлургический завод. Перед новой загрузкой печь обмазывалась глиной, и процесс повторялся вновь.

В военные годы продолжалась заготовка пней для производства. Зимой, когда было много снега, и в нем вязли трактора и лошади, для вывозки материала привлекали даже детей.

Вспоминает Клавдия Николаевна Кухтина: «Иногда нас, ребятишек, поднимали ночью. Брали мы саночки и шли на лесные делянки, грузили на них взорванные пни и по  лубокому снегу вывозили к основной дороге, где уже и лошади, и трактор могли пройти».

Вот, что рассказывает о работе предприятия в послевоенные годы Зоя Петровна Новожилова: «Мне и шестнадцати лет не было, когда я пошла работать на канифольном нянечкой в детский сад. Тогда как было: после рождения ребенка мать только месяц была дома, а потом отдавала малыша в ясли, а сама выходила на работу. Вот и были
у нас в детском саду детишки от 1 месяца до 7 лет.

Через два года я перешла на работу в бухгалтерию предприятия. До войны завод был государственного подчинения, а после его закрытия мы стали самостоятельной артелью и подчинялись уже Плесецку. Работало тогда у нас на выгонке скипидара и смолы 5 или 7 печей. В одной печи пытались гнать деготь, но возникли проблемы с заготовкой бересты и с его сбытом. Поэтому дегтем мы занимались только около года. В тот период всю смолу мы поставляли на Ярославский шинный завод, а скипидар — в Архангельск, на завод в поселке Бакарица.

Заготовка пней велась не только вблизи Канифольного завода. Наша бригада с подрывниками выезжала и на тринадцатый километр, и в сторону Федова, в район Подкомандировки. Мне тоже приходилось туда ездить, возила зарплату рабочим. Там тогда работало две печи, их обслуживали человек пять. Они периодически менялись.

В контору предприятия стали приходить письма из Франции. Сами мы их прочитать не могли. Я взяла несколько писем и поехала в Плесецк, где мне их и перевели. Оказалось, что до войны станки и часть оборудования поступали к нам из Франции. После войны они восстановили производство и предлагали возобновить поставки. Но завод уже не работал, мы на их письма не ответили».

На правой стороне дороги Плесецк — Федово, через четырнадцать километров после поворота на Североонежск, есть место, называемое Подкомандировкой. Там раньше было что-то вроде филиала канифольного завода и имелось небольшое смолокуренное производство. Туда на несколько дней ездили заводские рабочие. Обычно срок командировки составлял время полного цикла выгонки смолы (около десяти дней). Отсюда и пошло название данного места.

Война закончилась, многие мужчины не вернулись домой. Основной завод так и не восстановили, а в 1953 году он был полностью демонтирован, работала только смолокурня. После войны в поселок пришли первые машины — «студебеккер» и полуторка. Первую вскоре забрали, а вместо нее дали ЗИС-5 (газогенераторный), был и трактор С-60.

Основной жилой массив располагался на территории, где сейчас находится парк «Дружба» (квартал от улицы Мира до улицы Советской). На месте санатория «Лесная поляна» стояли два дома, в одном из которых жил дед Комар. От его дома вниз, к воде, были сделаны ступеньки, а через озеро проложен плавучий пешеходный переход с перилами. Напротив этого перехода находилась большая общественная баня, а правее, в сторону перешейка, — два жилых дома и детские ясли-сад. В поселке был магазин, школа-четырехлетка, пекарня, клуб с бильярдной, библиотека, гараж, большой закрытый подземный противопожарный водоем. Здесь же располагалась контора смолокурни, которую в последнее время украшала вывеска «Артель имени 36-летия Октября».

В поселке было несколько одноэтажных и три двухэтажных дома, большой барак, около него находился единственный в поселке колодец. При производстве имелся охраняемый склад аммиака, который располагался в северо-восточной части города
(площадка «Вега»).

Летом старших ребят привлекали делать патроны для взрывчатки. Для этого использовалась прочная бумага, которую следовало накатывать на скалку. Патроны были разного диаметра в зависимости от размеров взрываемых пней.

В послевоенные годы работало школьное лесничество. По утрам лесник собирал ребятишек, давал им специальные загнутые вилы, ставил цепочкой, и они, прочерчивая вилами глубокие бороздки, сыпали в них семена сосны и ели. Так цепочкой и двигались в сторону Утицы, а навстречу, со стороны Шелексы, шли другие подростки. Так что весь лес, что шумит сейчас от Мирного до Шелексы, был посажен детьми в первые послевоенные годы.

Почти все жители держали коров, коз и свиней. Вся поляна за озером была распахана, там сеяли овес для лошадей, около домов засаживали огороды. Когда в 1957 году приехали первые военнослужащие с семьями, то по утрам они с бидончиками ходили в поселок и на 922-й километр за молоком. Много лет спустя все с благодарностью вспоминали, что вырастили своих детей на молоке местных коров.

В поселке было много ребятишек, первые четыре учебных года они учились в школе поселка, где преподавали два педагога: Евгения Николаевна Шошина и Мария Александровна Сандровская, с большой теплотой вспоминают их бывшие ученики. Е. Н. Шошина в 1962 году, работая уже в Плесецке, получила звание «Отличник народного просвещения», а в 1967 году —звание «Заслуженный учитель школы РСФСР».

В пятый — десятый классы подростки ходили в плесецкую школу. Рано утром собирались ребята из Канифольного завода, на 922-м километре к ним присоединялись местные, и двумя стайками (мальчики отдельно от девочек) шли в Плесецк. После школы заглядывали на станцию: не идет ли в их сторону железнодорожный состав, и, если так случалось, то просили машиниста подвезти их, тот обычно соглашался. Устраивались ребята на тормозных площадках вагонов и, довольные, возвращались домой.

Более интересные дни наступили для местной ребятни уже в 1952–53-х годах, когда на канифольный завод заниматься заготовкой леса за савинской дорогой прибыла воинская часть. В то время на 922-м километре был переезд через железную дорогу, и машины по нему ездили на делянки. Работали военные на «студебеккерах», полученных в годы войны по ленд-лизу. Особенно нравился ребятам «студебеккер», выполненный в африканском варианте, у которого не было дверей, а в непогоду вместо них натягивался брезентовый тент, посчастливилось мальчишкам покататься на нем.

До 1957 года на территории, где сейчас проходит улица Советская, были склады заготовленного леса. Зимой древесину вывозили на лесозавод Плесецка по дороге, проходившей по территории нынешней «Лесной поляны», и далее по просеке, которая и сейчас идет в сторону райцентра. На вывозке работал трактор С-60 («Сталинец»), он в то время выпускался еще без кабины. Перед вывозкой леса готовили трассу (делали «ледянку»). Для этого по трассе сначала проходил трактор, который тащил за собой
«треугольник», выравнивающий и утрамбовывающий снег, затем посредине трассы трактор протягивал бревно, которое делало в снегу углубление в виде желоба. Одновременно с этим из бочки емкостью около четырех кубических метров, стоящей на санях за трактором, в желоб заливалась вода, и, когда она замерзала, можно было вывозить лес.

Возили его на специальных санях, которые в средней части имели толстое продольное бревно, установленное ниже плоскости боковых полозьев саней. Оно скользило по намороженному желобу, а полозья служили только для поддержания саней в горизонтальном положении. Такой способ был удобен тем, что при движении сани не «рыскали» на ухабах и не сползали с дороги. Порой трактор С-60 тянул за собой сцепку из шести саней.

Летом 1957 года на бирже оставалось очень много заготовленного леса. Весь он был передан воинской части, которая на берегу озера (за нынешним ГДО) установила пилораму, и первое время для строительства города использовался этот материал. При рытье котлованов под фундаменты жилых домов весь грунт вывозился в большую низину у озера. (У местных жителей там раньше был сенокос.) Со временем ее полностью засыпали, и это место потом стало площадкой для стадиона.

Старожилы поселка утверждают, что в это время здесь велись активные геологоразведочные работы, был найден известняк хорошего качества, планировалось построить предприятие для его переработки, а также кирпичный завод. В районе нынешнего санатория уже было небольшое производство по обжигу известняка, делали мел, который использовали при побелке домов. Но задуманным планам не суждено было сбыться, так как в 1954 году прибыли военные, которые занялись геодезической разведкой, и ранней весной уже был установлен палаточный лагерь (там, где сейчас располагается «Лесная поляна»).

Военные были оснащены хорошей техникой, у них имелись автомашины ЗИС-151, ГАЗ-63, гусеничный вездеход (ГТС) и вертолет, который садился прямо на поляну. Можно представить себе, какую радость доставляло местным детям зрелище, когда вездеход спускался с крутого берега и плыл по озеру на другую сторону. Именно тогда началась подготовка территории под будущий космодром. В 1956 году было принято решение о закрытии скипидарного производства и выселении жителей из поселка и других населенных пунктов. Переселение шло в течение четырех лет, жильцам выплачивалась стоимость их домов, если это были частные строения, им предоставлялись квартиры в строящихся бараках на лесозаводе поселка Плесецк. В 1960 году для оставшихся жителей Канифольного завода был построен большой дом барачного типа. Для переезда жителям поселка выделялся транспорт, разрешалось везти не только домашние вещи и скот, но и дрова, старались сделать все, чтобы не обидеть людей, но все-таки у некоторых обида сохранилась до сих пор.

Я встречал мужчин и женщин, которые с горечью говорят о тех временах, ведь их оторвали от родных мест, от могил их предков, хотя они сейчас и понимают, что лесные поселки и деревни со временем были обречены на вымирание. Выселяли людей не только в Плесецк, некоторые жители поселка Опытное и деревни Александрово переехали в село Тарасово и в поселок Верховский, что на берегу Нухтозера, за станцией Емца. Там в 1958 году было открыто новое опытное предприятие по заготовке и предварительной обработке леса.

По мере отселения жителей поселка Канифольный завод их дома занимали прибывающие военнослужащие. В двухэтажном доме разместился штаб военных строителей .

Город начал строиться с первых дней формирования соединения, хотя сметой в тот период не предусматривалось возведение жилых домов для военнослужащих. Это была одна из больших заслуг тогдашнего командира М. Г. Григорьева.

Особое внимание уделялось предоставлению детям военнослужащих возможности учиться. Одним из первых построенных зданий была деревянная неполная средняя школа (семь классов) в брусчатом квартале, недалеко от дома, где жил М. Г. Григорьев. В эту школу ходили и дети из железнодорожных поселков 922-й км и Утица, а также те, кто еще жил в поселке Канифольный завод.

Многие военнослужащие жили непосредственно у строящихся объектов. Для их детей работали начальные школы в поселках Глубоковский, Опытное и Бархотное. Открылась школа на 72-й площадке. Ученики восьмых — десятых классов с 1957 по 1960 год учились в Плесецкой средней школе. В весеннюю и осеннюю распутицу они ходили на занятия пешком; когда наступали морозы и по дороге можно было проехать, их возили на автобусе.

Остается только удивляться темпам тогдашнего строительства. Уже в 1960 году начала работать средняя школа № 12, в которой учились ученики пятых – седьмых классов из всех поселков, где жили семьи военнослужащих.

По воспоминаниям Л. А. Богданович, они тогда жили в поселке Бархотное, где стояла большая воинская часть, и была у них начальная школа. С 1960 года учеников средних и старших классов начали возить в школу № 12. Из поселка везли до основной дороги (бетонки), а там пересаживали в автобус, в котором ехали школьники из других поселков. У двенадцатой школы, на площадке, где сейчас стадион, пока шли занятия, всегда стояли несколько автобусов для детей.

БАРХОТНОЕ

Я думал: писать или нет о Бархотном? В этом поселке жили в основном лесозаготовители, приехавшие из других областей, коренных жителей было мало, но в памяти сохранились незабываемые впечатления о встречах с удивительным человеком — последней жительницей поселка Анной Ивановной Хомутовой. Впервые я познакомился с ней в начале 1970-х годов, когда с приятелем, еще не зная здешних мест, по лесной дороге вышли к небольшому селению. Несколько старых бараков, старенький рубленый дом и вокруг — ни души. Впечатление создалось такое, будто поселок давно заброшен, и тут из леса с корзиночкой вышла пожилая женщина. Поздоровались, она спросила, что привело нас сюда, мы ответили: пошли, мол, посмотреть охотничьи места. «Да я вам сейчас покажу, только корзинку в дом поставлю», — сказала женщина. Мы немало удивились, а она уже выбежала из дома и позвала нас за собой. Глядя на эту маленькую, хрупкую, уже немолодую женщину, мы начали уговаривать ее не ходить с нами, тяжело ведь. Но Анна Ивановна, беспокоясь о том, чтобы мы не заблудились, мелкими шажками быстро пошла в сторону реки, на минуту остановилась, показав рукой вбок, сказала: «Вы уж, милые, смотрите, там за поворотом растет моя смородина, так не трогайте ее». И так она произнесла эти слова, что не только ее смородину, но и травинку у ее дома без разрешения стыдно было бы сорвать.

По узкой лесной тропинке, где на каждом шагу попадались поваленные деревья, она легко, как будто порхая, бежала впереди нас, километра через два вывела на местное болото, где были тетеревиные и глухариные места. Предупредив нас, чтобы далеко не забредали, такой же легкой походкой пошла обратно. Позже я несколько раз встречался с ней, когда ездил на Урозеро. Если она была не в лесу, то всегда выходила поздороваться с охотниками и рыбаками. Ее знали и уважали все, и, даже если ехали на машине, то бязательно останавливались на несколько минут поговорить. Только недавно ее дочь, Г.П. Золотая, рассказала мне о тяжелой судьбе Анны Ивановны. После пятого класса она поступила на курсы и по окончании стала работать в избе читальне поселка Савинский. Любила петь, голос у нее был звонкий, много старинных песен знала. В 1938 году мужа направили на работу в д. Красная Ляга, поселились они в доме лесничества. Только начали налаживать свою жизнь – грянула война, муж ушел на фронт и погиб под Ленинградом в 1941 году. Осталась одна с двумя детьми, работала истопником в конторе лесоучастка в пяти километрах от дома. Тяжелые времена были, познала и холод, и голод, какую только работу ни приходилось выполнять!

В 1960 году, когда начали выселять из деревни, переехала в поселок Бархотное и стала работать лесником, участок у нее был до Черного Плеса, в те времена там рубили лес, и нужно было постоянно ходить проверять правила рубки, а всё ведь пешком. Напрямую – десять километров, а по лесным дорогам набегало и до восемнадцати.

Довелось Анне Ивановне работать и с А. А. Ереминым, жившим одно время в поселке Бархотное. В 1968 году ушла на пенсию, но привыкнув жить рядом с лесом, в город к детям не переехала. Еще двадцать лет прожила она в своем домике в поселке и только в последние годы приезжала зимовать к дочери в город. Никогда не отпускала голодными заезжавших к ней охотников, даже если самой ничего не оставалось поесть. Любила бывать на Урозере, там тогда хороший дом был, много рыбаков и охотников заходило, и всегда их встречала приветливо Анна Ивановна. Любил эти места и генерал Г. Е. Алпаидзе, частенько заглядывал сюда вместе с А. А. Ереминым. Когда дом на озере сгорел, срубил Архипыч (так ласково все его называли) избушку на другой стороне озера, много людей гостило там: рыбаки и охотники, любители сбора грибов и ягод. И всегда рядом была неугомонная Анна Ивановна, новичкам покажет место, где растут грузди и морошка, старожилов напутствует добрым словом. Такая она была, Анна Ивановна Хомутова, прожившая тяжелую жизнь, но не обозленная сердцем и душой, жизнелюбивая и всегда готовая прийти на помощь любому, даже незнакомому человеку.
***

Вот такая история той части Архангельского Севера, где сейчас расположен 1-й Государственный испытательный космодром Министерства обороны Российской Федерации. И мы, живущие в «космическом» городе, с уважением относимся к его историческому прошлому, к людям, прожившим нелегкую жизнь, очевидцам строительства нового военного объекта, известного не только в Архангельской области, России, но и во всем мире.

И в заключение хочется развеять миф о том, что через эти места наш великий земляк Михайло Васильевич Ломоносов шел в Москву. Довольно часто я слышу, что один из участков бывшего тракта называют «дорога Ломоносова». К сожалению, разочарую тех, кто в этом убежден, но будущий ученый воспользовался другим путем – тогда уже существовала трасса на Москву, которая от Холмогор шла через Антониево-Сийский монастырь к Емецку и далее на Вологду. Да и Санкт-Петербургский тракт был открыт только в 1765 году, а Ломоносов ушел в Белокаменную девятнадцатилетним юношей в канун Рождества 1730 года.

ПОСЛЕЛОВИЕ

Я уже закончил эти очерки, когда пришло печальное известие о том, что в сентябре 2010 года скончался А. В. Марков. Нет уже с нами этого удивительного человека, великого труженика, всегда доброго и отзывчивого. Его трудовая деятельность началась в трудные военные годы на территории нынешнего космодрома, в поселке Опытное, а потом до 1949 года он работал в поселке Глубоковский. Награжден пятью медалями за труд, в том числе и медалью «Заслуженный наставник молодежи РСФСР».

Здорово удивил однажды Василич, разложив передо мной вычерченную им схему своей родной деревни Средь-Погост. В течение сорока лет я бывал в тех краях и привык видеть эту деревню опустевшей — несколько домов с заколоченными окнами. Оказалось, что когда-то в ней было более тридцати дворов, существовала колхозная пасека, птичник, звероферма, где выращивали чернобурых лисиц, в колхозе было около пятидесяти лошадей и большое стадо коров.

Показал он мне тетрадь, в которой вел перепись бывших сельчан. Практически это родословная всех его земляков. Мало кто из нас знает свою родословную, а тут один человек составил ее на тридцать семей. Даже тогда он старался не оставлять эту работу, встречался с земляками, узнавал об их жизни и с сожалением ставил черные квадратики напротив фамилий и имен ушедших из жизни. Таким он был — наш Василич.

***

18 сентября 2010 года был освящен поклонный крест, установленный на месте утраченного во время Гражданской войны деревянного храма Рождества Пресвятой Богородицы, который был воздвигнут 120 лет назад. Он располагался в деревне Кочмас Плесецкого района Архангельской области.

Инициатором этого благого дела стал народный мастер Александр Иванович Агеев. Поклонный крест установлен силами военнослужащих учебного центра РВСН. Помимо этого, они благоустроили прилежащую территорию, прокосили тропинку на кладбище, где находится большая братская могила. В ней захоронены 150 красноармейцев, погибших 7-8 ноября 1918 года в боях под Кодышем от рук американцев и англичан.

Церемония освящения поклонного креста прошла под пастырским руководством настоятеля мирненского храма протоиерея Артемия Эмке в сопровождении хора учеников воскресной школы. На церемонии присутствовали представители администрации Мирного и руководства космодрома, а также прихожане мирненского
храма. Но главными участниками события стали старожилы этих мест, потомки жителей бывших деревень Кочмас и Красная Ляга. Некоторые из них уехали из Кочмаса пятьдесят лет назад, будучи детьми.

Установка поклонного креста на святом месте — это дань памяти людям, которые здесь рождались, жили, трудились и умирали еще задолго до появления космодрома. Каждый проезжающий мимо путник сможет остановиться, вспомнить и помолиться. Теперь ежегодно в день Рождества Пресвятой Богородицы здесь будет совершаться молебен.

• Александр Агеев: Прошлое земли космодрома. Далекое и не очень

 

Назад, на страницу Русский Север