История от нашего австралийского спецкора матушки Анны Бигдан:

Матушка Анна Бигдан —  выпускница воскресной школы храма святого Архистратига Михаила в Мирном, а в настоящее время — преподаватель Свято-Николаевской русской школы и регент Свято-Николаевского кафедрального собора в Брисбене 

…Они всегда вместе, как два неразлучных попугайчика, потрепанных временем. Стараются не пропускать воскресных и праздничных служб. Когда они идут рядом, он непременно держит ее за маленькую и худую старческую ручку, а она смотрит на него любящим взглядом и расправляет плечи, чтобы казаться повыше. Она никогда не покажется на людях без туфель на каблучке, украшений и сумочки в тон платью. Он одет в белую рубашку и костюм независимо от температуры за окном. Она уже очень больна и почти не видит, он держится молодцом и крепится ради нее, чтобы ей было на кого опереться.

По праздникам они поднимаются на клирос и поют по памяти ноты, которые пели много лет, поют аккуратно и бережно, чтобы не нарушить гармонию хора. Весь их облик наполнен каким-то неуловимым благородством, на них хочется смотреть, не отрываясь и только мечтать, чтобы в старости быть такими же.

Тете Жене и дяде Саше далеко за 70, всю жизнь они прожили заграницей. Он работал в посольстве, жизнь была вполне благополучна, пока не грянул гром и его не обвинили в шпионаже. Сразу отвернулись друзья и знакомые, деньги  и здоровье ушли на суды о клевете. Через много лет его доброе имя было восстановлено, но здоровья уже было не вернуть. Для обоих это второй брак, есть дети. Но при этом недавно они продали свой домик и переехали в дом престарелых возле русской церкви. Чтобы не обременять. Так принято.

Ее жизнь была яркой: дочь бывшего царского офицера, прошедшего ссылки чудом, самым настоящим чудом вернувшимся домой. Его вместе с другими заключенными расстреляли, но офицер промахнулся,  утром местные жители нашли в живых двоих: его и священника — отца Николая. Несмотря на то, что его впоследствии снова отправили в лагерь, амнистированный, он добирался к семье день и ночь. Без еды, денег и документов, под вагоном товарного поезда.

И, попав наконец,  в место, где жила его жена с дочерями он так отощал, что они его не узнали. Приняли за нищего. Пока он не назвал ее Жекочкой….

Во всем мире только один человек называл ее именно так.

Потом была война. Страшная, беспощадная война. Их угнали в плен. В город Дрезден. Тот самый Дрезден, что практически стерли с лица земли печально знаменитой «ковровой бомбардировкой»

«Все что я помню — это ужас, — вспоминает она. — Ад. Каша из людей. У меня было такое чувство, что Земля сошлась с небом. Особенно мне запомнился один раненный мужчина, который посреди всего этого ужаса кричал: «Господи, Боже, если есть где русская душа, помоги мне, ведь у меня 6 детей»! Моя мама не выдержав это, сняла с меня зеленое пальтишко и накрыла его. А спустя какое-то время на него упала огромная колона, раздавив его буквально в лепешку. Так мое пальтишко и осталось там вместе с ним».

Но, оказывается, это было не самое страшное. На следующий день, когда закончился обстрел города, немцы собрали всех оставшихся в живых пленных и заставили их собирать и сортировать все то, что могло им еще пригодиться. «Мы, дети, вытягивали сапоги и порой в руках у нас вместе с сапогом оказывался кусок ноги, или поднимали котелок, а на нем болталась чья-то оторванная рука. После этого я не могла спать ночами, — рассказывает Женя — не могла вечером выходить на улицу. Мне казалось, что все эти люди, живые мертвецы, стоят снаружи и ждут меня».

Позже, несколько десятилетий спустя, в Канберре, у Евгении произошла одна странная встреча. Ее доктор, пожилой английский врач, узнав, что она находилась в Дрездене в те страшные дни, признался, что он тоже был там. Но только в отличие от Жени он был наверху. В числе тех, кто бомбил.

После войны и плена был голод. Была картошка. тайком украденная с кухни, где Женя, будучи подростком работала,  и этой картошкой, спрятанной  в сапогах, она спасала от смерти семью.

Но и это прошло.

Женя всегда хотела петь. Петь в храме: «В моих детских воспоминаниях была одна и та же картина: менялись квартиры, где мать скиталась с нами во время ареста отца,  но неизменным было одно — всегда в углу висела одно и то же изображение. Однажды я спросила у мамы. кто это на фотокарточке. И мама поправила меня: это не карточка, а икона. Она мне все объяснила, а потом добавила: ты маленькая девочка, но у тебя уже ум взрослой. Теперь ты знаешь все, но не имеешь права никому об этом говорить. Если кто-нибудь узнает — меня заберут, как твоего папу». И Женя молчала.

После войны было легче не прятать веру: папа, гуляя по русскому лагерю, увидел набор в церковный хор и привел туда дочь. На прослушивание пришел священник. Увидев жениного отца, он заплакал и обнял его как родного брата. Потому что вместе они стояли под пулями тогда, в ту страшную расстрельную ночь. Их сохранил Господь, чтобы вот так, после стольких лет, снова соединить…. И церковный хор стал для Жени местом радости на протяжении 60-ти лет. После, попав в Австралию и работая на выматывающей физической работе, она все равно была в храме. И туда же привела своего супруга.

Мне кажется, некоторым парам, которые прожили в любви и согласии долгие годы, Господь дает особое благословение: носить тяготы друг друга. У них нет «ее болезней» или «его трудностей», у них есть только «наше». Он чувствует маленькие изменения в ней и может сказать, если ей нездоровится или что она устала, раньше, чем она поймет это сама. Он получает чашечку чаю, даже не успев о ней попросить. В их маленьком домике уютно и по-домашнему. Потому что там живет Любовь. Потому что они вместе, до самого конца…Потому что они неразлучники…

Анна Бигдан 

(При использовании материалов подготовленных Викторией Жданкиной). 

Дорогие друзья, просим ваших святых молитв об упокоении рабы Божией Евгении, умерла в конце июля…