В. Потехи//Газета «Строитель коммунизма»:
Старожилы хорошо помнят в Тарасове белокаменную церковь, что стояла на левом берегу речки Пукса под деревней Подволочье. Над зеленой луковкой высоко в небе отливал золотом крест, а звон колоколов был слышен, особенно в ясную погоду, в самых отдаленных деревнях. И главный, большой колокол и малые колокола в Тарасове, по воспоминаниям старых людей, были мелодичные, певучие, с очень чистым звуком. Не то, что в соседнем селении Церковном. Там колокола, по всей видимости, были другого литья. Голоса их были хрипловатые, а в ветреную погоду делались уж и вовсе дребезжащими.
Мало уже осталось людей, которым довелось слышать чарующие колокольные звоны.
А роль колоколов в русской истории хорошо известна каждому мало-мальски просвещенному человеку. Колокол собирал граждан в Новгороде (а коренные жители на Севере – их потомки) на вече. Набатный его голос звал людей на тушение пожара или на отпор врагам. Ну а церковь с помощью колокола извещала людей о богослужении. И неспроста был взят он христианами на службу. Колокольный звон (а в старину это был самый громкий из всех звуков, какие только можно издать) казался людям как бы рожденным где-то высоко в небе, какими-то неземными силами. Были на Руси искусные звонари, были отличные мастера по отливу колоколов. Не так давно один из кооператоров в Воронеже, как сообщала «Комсомольская правда», наладили отливку колоколов. Взялись за это дело опытные литейщики, но раскрыть секретов, какими владели старые мастера, пока еще не могут. Так что ничего удивительного нет в том, что звон колоколов в Тарасове и в Церковном отличался по своему звучанию и восприятию на слух.
К числу тех немногих людей, кому довелось слышать колокольный звон в Тарасове, относиться и старая жительница поселка Пуксоозеро Евдокия Николаевна Лопатина. Она как-то рассказывала: «В молодости мне приходилось топить печь в Тарасовской церкви. В зимнем отделении. Иной раз священник просил подняться на колокольню и позвонить. Заберешься на верхотуру – красотища-то какая! Вся деревня вокруг, как на блюдечке!».
За несколько лет до Отечественной войны церковь разломали. С какой целью это было сделано, сейчас уже трудно судить. По всей видимости, из-за кирпича. Кирпич был — что надо. Но поживиться им почти не пришлось, потому что был настолько крепко связан раствором, что отделить кирпичи один от другого просто не было возможности. Куда он ушёл? Вроде бы печи в школе подремонтировали, а еще остатки растащили местные жители. Из числа тех, которые уже не боялись Бога.
Разговор на эту тему у нас зашел в том же Пуксоозере с Марьей Ивановной Шваковой, уроженкой деревни Якшино. Помнит она, как ломалась церковь. Забрались на неё мужики, в основном молодые, которым сам Бог не страшен. Кто-то сильно ударил в большой колокол. То ли нечаянно, то ли специально – для прощания. Август был золотистый, многие рожь жали в поле под Юрмолой. Повернулись люди в сторону церкви, стали молиться да креститься. В этот момент и ухнул большой колокол. На целый метр углубился в землю. Не выдержал, лопнул. Затем сбросили и малые колокола. По словам Марьи Ивановны, их было три, но кто-то говорил мне, что их было четыре. Куда подевались те колокола, никто толком не знает.
Во время ломки церкви произошёл трагичный случай. Обломок кирпича смертельно травмировал жителя Монастыря Ивана Харитонова, по прозвищу Товарыш (в Тарасове каждый житель имел прозвище, которое передавалось даже по наследству). После этого случая ломку церкви на какое-то время приостановили, а жители окрестных деревень, проходя мимо полуразрушенного храма, всякий раз пугливо-покорно крестились. Все были уверены в том, что Ивана (а он всех активнее работал на разломке стен) наказал за «антихристово дело» Сам Судья Всевышний.
Впрочем, судьба Тарасовской Христо-Рождественской церкви была решена еще задолго до того, как её стали ломать. В областном архиве попался мне как-то вот такой документ:
ПРОТОКОЛ
Общего собрания граждан дер. Понизовье Петровского сельсовета, имевшего быть 2 апреля 1933 года.
Повестка дня:
- О неиспользовании церкви.
Слушали т. Лопатина, который отметил, что два с лишним года церковь пустует. Культверующие от содержания отказались. Как и в прошлом и еще в 1931, подал сельсовет заявление, что служить церковь не будет. Здесь нам нужно решить вопрос: содержать церковь для религиозных целей или же отказаться от культурных ценностей.
Постановили: составить списки желающих и нежелающих содержать церковь и приложить к протоколу.
Председатель собрания:
В. Ляшков
Секретарь:
М. Яковлев
Приложено два списка
В первом перечислены граждане, которые отказались от содержания церкви и дали согласие на передачу её Петровскому сельсовету:
Яковлев Михаил П.
Лизунов Степан А.
Ляшкова Варвара
Григорьева Феодосия Ант.
Ляшкова Пелагея Прокопьевна
Григорьев Афанасий Фед.
Ляшков Вас. Ден.
Ляшкова Ульяна Мих.
Не все в Понизовье оказались сторонниками закрытия церкви. Нашлись и защитники. Во втором списке перечислены граждане деревни, которые желают содержать церковь для религиозных целей, молебствия и согласны платить налог:
Лизунова Федосья Ан.
Григорьева Вера Ст.
Кемова Лукерья
Григорьева Агрипина Егор.
Лопатина Евдокия.
Силы, как видим, были неравны. В первом списке восемь человек, во втором только пять. Причем все женщины.
У меня нет других протоколов, но надо полагать, что мнения разошлись не только в Понизовье. Впрочем, дело, по всей видимости, не обошлось и без подтасовки.
Сомнения вызвал один документ, написанный красивым, размашистым подчерком. Текст его гласил:
ПОСТАНОВЛЕНИЕ.
Мы, граждане деревни Еремеевская, постановляем: имеющуюся, до сего времени неиспользуемую церковь передать в распоряжение сельсовета. (Следует 8 подписей, отказавшихся от церкви. Прим. – В.П.)
Копия верна:
Секретарь сельсовета В. Кудрин
Почему появилось сомнение? Дело в том, что в раннем детстве мне приводилось в этой деревне у бабушки Акулины Кирилловны Григорьевой. Знаю, что все жители там были уже пожилые (молодежь к тому времени разъехалась по городам и лесным поселкам, остались в основном одни неграмотные старушки). Так что никаких подписей (за исключением, может быть крестиков) поставить они не могли. К тому же в этой деревне (а церковь стояла с ними по соседству) все люди были очень набожные, глубоко верующие. Житель этой деревни Михайло Васильевич Григорьев, по рассказам старожилов, всю жизнь был звонарем церкви и славился своим умением создать особую колокольную мелодию по случаю того или иного христианского праздника (он ушёл из жизни вскоре после гражданской войны). В двадцатые годы в одном из домов в Еремеевской снимал жилье сам церковный поп, направленный в Тарасово для богослужения откуда-то из другой местности. Возможно, из Архангельска. Так что трудно поверить, что еремеевские жители вот так единодушно и легко отказались от церкви.
Но как бы все не проходило, а отстоять церковь в ту пору не было возможности. Да и речь тогда шла еще не о разрушении её, а о прекращении религиозной деятельности и о передаче здания сельскому Совету. Позднее, когда приняли решение ломать церковь, мнение сельских жителей было ни к чему – разрушали по прямому указанию из Плесецка. Надо сказать, что Тарасовской церкви на первых порах ещё повезло. Тогда как многие храмы передали колхозам под склады, в Тарасове все же приспособили церковь под сельский клуб. Стали проводить там собрания, показывать концерты местной художественной самодеятельности и заезжих артистов, а потом и демонстрировать кинофильмы. Правда многие люди, особенно из старшего поколения, ходили туда без особой охоты или не ходили: то ли побаивались «небесной кары», то ли противились глумлению над христианской верой.
Не суждено было сохраниться до наших дней белокаменному высокому зданию, простоявшему 130 лет. Остались на месте церкви развалины битого кирпича, поросшего травой.
Как-то просматривал я в областной библиотеке им. Добролюбова «Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии» и сделал кое-какие выборочные записи. Под номером 84 дано описание Тарасовского прихода и некоторые сведения о нем, представленные в епархию еще в 1879 году бывшим священником А. Нифантовым. Использованы в этой книге и данные клировой ведомости за 1893 год.
Во «владения» Тарасовского прихода входило в общей сложности 24 деревни, в том числе 15 были расположены по берегам речки Пукса и озера Монастырского на расстоянии не более двух верст от деревни Петровской (так называлось в старину Подволочье), где и находилась сама церковь. Шесть деревень, входивших в Тарасовский приход, располагались по берегам реки Мехреньги. Названия их не указаны, но местные жители помнят их: Усть-Шорда, Зарецкая, Петрушино, Гора, Павловская и еще, наверное, Александрово. Три деревни Тарасовского прихода (теперь тоже бывшие) стояли на Петербургском тракте. Это Кочмас, Кодыш и Авда.
Приведены сведения о численности населения. На 1 января 1884 года в Тарасовском приходе насчитывалось 1012 человек мужского пола и 1051 – женского. Но меня несколько смутило то, что такие же цифры, как по мужскому, так и по женскому полу, приведены и в данных по соседнему Церковническому приходу, где насчитывалось 42 деревни. Вряд ли это совпадение. Скорее всего составители книги допустили опечатку, то есть к двум приходам отнесли цифры из одной и той же графы. Кому принадлежат эти цифры – Тарасово или Церковному? Во всяком случае разница у населения у двух этих приходов бела не такая уж большая. Если сделать поправку плюс-минус, все равно в двух волостях, то есть на территории нынешнего совхоза «Петровский», проживало в конце прошлого века около четырех тысяч жителей. И было 66 деревень. А сколько осталось теперь?
Удалось почерпнуть в упомянутой выше книге кое-что из истории Христо-Рождественской церкви в Тарасове. В старину она была деревянной, но 1800 году сгорела, а вместе с ней погибли и все документы. Так что точную дату возникновения жизни на тарасовской земле установить трудно. Другое дело, если бы сохранились церковные документы. Одно с другим тесно связано, потому что новгородцы в тех местах, где они поселялись, сразу же ставили храмы – церкви или часовни. На первых порах деревянные. (Это уже во времена Петра первого благодаря стараниям архиепископа Холмогорского и Важского Афанасия началось каменное культовое строительство).
Более отдаленные сведения сохранились о культовом строительстве в Церковном. Там деревянная церковь тоже сгорела (от непогашенной после богослужения свечи). Случилось это 3 июня1789 года, то есть за одиннадцать лет до пожара в Тарасове. И документы, конечно же тоже сгорели. Но в некоторых архивах сохранились кое-какие отрывочные сведения. В частности, грамота митрополита Никона от 26 января 1651 года на имя церковного старосты Ларько Козьмина, согласно которой была построена церковь Троицы с приделом в честь святых мучеников Флора и Лавра. А еще до 1651 года на том же месте (в деревне Весингской, в одной весте от будущего каменного храма) стояла более давняя, деревянная церковь, построенная дедами и прадедами, и была «та церковь и трапезная при ней ветшаны и утлы, и гнилы». Ну, сколько лет могла стоять деревянная церковь? Как минимум, двести лет. А то и дольше. Так что в ХV веке новгородцы в Церковном (да и в Тарасове тоже) уже вовсю жили.
До них тут местность тоже не пустовала. Об этом говорит само название речки Пукса. Название не новгородское, а угро-финское. Один из потомков этой народности, по фамилии Анисимов (к сожалению забыл его имя-отчество), в том же Пуксоозере расшифровал слово «Пукса» как еловая, низинная местность. У тех племен вера была совсем иная, храмов они не возводили, землепашеством и скотоводством не занимались – жили за счет охоты, а также рыбной ловли.
После этого небольшого отступления, вернусь снова к Тарасово. Каменную церковь с такой же над папертью колокольнею возвели около 1805 года, то есть до войны с Наполеоном. Была она одноэтажная, имела вид продолговатого квадрата с полукружием для алтаря. Колокольню и саму церковь обнесли в 1868 году деревянной оградой.
Эта церковь, как сказано в описании, имела три престола: два в холодном отделении храма во имя Рождества Иоанна Предтечи и св. пророка Ильи (с южной стороны от первого) и один престол в теплом храме во имя Рождества Христова, освященного в 1810 году.
Церковь в Тарасове называлась приходской. Но в её ведении находилось еще две приписные церкви – одна близ деревни Кодыш, другая в Кочмасе. А на реке Мехреньге в 16 верстах от приходской церкви, стояла деревянная часовня, построенная в 1766 году. При ней такая же деревянная колокольня, во имя святых апостолов Петра и Павла. Часовню эту отнесли к памятникам северного народного зодчества, и она охранялась государством. Но новые хозяева, что пришли в конце 50-х годов на берега Мехреньги, без ведома властей (об этом рассказывал мне в своё время бывший председатель сельсовета Александр Васильевич Еремин), разобрали часовню по бревнышку и, по всей видимости, распилил на дрова. Никто разумеется наказания не понес.
Церковь была не только центром духовной жизни своих прихожан, но и держала под контролем своим семейные устои. Здесь венчали новобрачных, крестили и нарекали именами новорожденных, здесь отпевали тех, кто ушел из жизни, по христианскому обычаю хоронили их рядом с храмом.
Мне довелось в своё время листать некоторые документы Тарасовской Христо-Рождественской церкви, разбросанные по разным адресам и местам. Часть записей оказалась в архиве ЗАГСа в Плесецке, часть в районном архиве. Некоторые записи находятся на хранении в областном ЗАГСе, а более древние – в Архангельском государственном архиве. Интересно вот так, сопоставляя одну запись с другой, отыскивать какие-то сведения о своих отдаленных предках, которые жили в Тарасовских местах еще во времена Екатерины IIили Петра I. Но какое же впечатление оставляют церковные документы?
Первое впечатление такое: детишки в крестьянских семьях рожались, как грибы после теплого дождя. Но многие, очень многие уходили из жизни в младенческом возрасте. И это понятно: рожали женщины нередко прямо во время крестьянских работ – в поле или на пожне. Про медицинскую помощь и говорить нечего, её не было. Но что интересно: в графе «причина смерти» рукой батюшки обязательно указан диагноз: умер от поноса, от кашля, от испуга и т.д. несколько иной диагноз поставлен людям ушедшим из жизни в зрелом возрасте, то есть в расцвете сил. Чаще всего указано, что умер от горячки (по всей видимости от высокой температуры). Все это вызывает у нас сейчас грустную улыбку. Но так было, это наша история, и она дошла до нас благодаря служителям церкви.
Сыграла свою роль церковь и в деле просвещения населения. Известно, что в Тарасове почти все население в прошлом веке было неграмотное. И вот 8 января 1886 года здесь открылась церковно-приходская школа. На 1 января 1894 года в ней обучалось 26 мальчиков и 16 девочек. Законоучителями были местные священники: сначала А. Нифантов, а затем А. Клюгарев. Свои предметы они вели без оплаты. Самой первой учительницей в Тарасове была девица Е. Плодовитова, окончившая Епархиальное женское училище. Ей платили 120 рублей в год. Заметим, для сравнения, что священнослужитель А. Клюгарев (а он тоже имел специальную подготовку) получал в год 107 рублей 80 копеек. Его помощник. То есть псаломщик, имел годовое жалование в сумме 31 руб. 36 копеек, то есть в четыре раза меньше, чем учительница.
Хорошо запомнился тарасовским старожилам и сам священнослужитель Александр Алексеевич Клюгарев. Он приехал в Тарасово 22 октября 1893 года в 24-летнем возрасте после учебы в Архангельской духовной семинарии и служил тут до гражданской войны, то есть более четверти века. Потом был взят под стражу. Житель деревни Усть-Шорды Петр Васильевич Королев (встретились мы с ним в Плесецке), помню, рассказал мне:
— осенью 1920 года меня призвали в Красную Армию. Служил в Архангельске, в казармах «Восстания». Как-то нес я караул возле тюрьмы на Финдляндской улице. Вижу: среди ночи выводят несколько человек в черной церковной одежде. И среди них – наш тарасовский батюшка Александр. Идет и быстро-быстро креститься, бормочет себе что-то в бороду. Наверное молитву. На какой-то миг глаза наши встретились, и мне показалось, что он узнал меня. Наутро, уже в казарме, краем уха услышал, что попов увели на Мхи и там расстреляли…
Да, как говориться, из песни слова не выкинешь. Шли по пулю священнослужители, разрушались храмы. Что было, то было. История наша полна крайностей, но нам нужно знать её со всеми подробностями, чтобы сделать выводы на будущее.
Колесо истории повернулось в обратную сторону. Народ снова повернулся к вере. В Тарасове в 2011 году образовали общину, в 2013 году заложили фундамент под будущий храм. Сейчас всем миром собирали деньги на строительство. И пусть сейчас в Тарасове проживает всего 491 человек, деревня не сдается, не хочет умирать. Есть школа, будет храм и будет жизнь в нашей Мехреньге.
Алевтина Александровна Котельникова.